МНЕНИЕ

СУДЬИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

К.В. АРАНОВСКОГО

В пункте 3.2 Постановления от 5 марта 2013 года N 5-П по делу о проверке конституционности статьи 16 Федерального закона "Об охране окружающей среды" и постановления Правительства Российской Федерации "Об утверждении Порядка определения платы и ее предельных размеров за загрязнение окружающей природной среды, размещение отходов, другие виды вредного воздействия" в связи с жалобой общества с ограниченной ответственностью "Тополь" (далее - Постановление от 5 марта 2013 года) Конституционный Суд Российской Федерации установил, что вопрос о том, какой субъект обязан вносить плату за негативное воздействие на окружающую среду, должен быть решен нормативным актом (путем нормативно-правового регулирования), а не договором (не в рамках договорных отношений). К этому утверждению, однако, Суд сделал оговорку в том смысле, что правовое регулирование платы за размещение отходов не исключает и договорных форм. Оставленная без пояснений, связанных с особенностями рассмотренного дела, эта оговорка при неверном ее понимании может иметь в законодательной деятельности последствия, расходящиеся с конституционными установлениями, и дать почву административным, финансовым и другим злоупотреблениям.

Конституционный Суд Российской Федерации сделал вышеназванную оговорку исключительно в узких пределах той правовой ситуации, которая сложилась в прошлом и с принятием Постановления от 5 марта 2013 года себя исчерпала, вынуждая вместе с тем конституционное правосудие к принятию мер в защиту нарушенного права на предпринимательство и права собственности.

Замечание, попутно сделанное Конституционным Судом Российской Федерации, не может и не должно быть понято в том смысле, что он полагает правильной и приемлемой систему отношений, при которой организация-мусоросборщик, оказывая услуги по вывозу и захоронению (утилизации) отходов, получала бы заодно и права сборщика экологических платежей, взимая их с производителей мусора в составе платы за оказанные услуги, чтобы потом общей суммой вносить эти платежи в бюджет от своего имени.

В дальнейшем такое положение представляется неприемлемым. Оно не может быть продолжено и легализовано в законодательных решениях, которые неминуемо состоятся, поскольку к их принятию обязывает Постановление от 5 марта 2013 года. Конституционный Суд Российской Федерации допустил его условно лишь как фактически сложившееся обстоятельство, при котором предстояло принять меры по восстановлению прав заявителя по делу. Такое допущение Конституционный Суд Российской Федерации сделал как временное "зло", чтобы предпочесть его худшему - правовой неопределенности в том, кому и сколько положено было платить в бюджет в 2009 году в рамках уже состоявшихся спорных правоотношений - фискально-экологических и экономических, связанных с размещением твердых бытовых отходов. Только в этом смысле, в рамках сложившейся и ограниченной пределами одного года правовой ситуации "договорные средства" можно считать вынужденными, ибо отказ от них сделал бы невозможными защиту и восстановление нарушенных конституционных прав применительно к состоявшимся в прошлом обстоятельствам. В этом же смысле, по сути, действовал и Высший Арбитражный Суд Российской Федерации, пытаясь внести ясность в истолкование и навести порядок в применении экологического законодательства и вынужденно меняя эту практику в 2008 и 2009 годах.

Это, однако, не делает описанную выше систему отношений правомерной, согласованной с конституционными установлениями и не дает никаких оснований к тому, чтобы возвести ее в правило. Наделение организаций, занятых обработкой и размещением отходов, попутными правами собирать экологические платежи означало бы сомнительную в конституционном смысле передачу фискальных, по сути, функций отобранным коммерческим организациям с полномочиями администратора бюджетных сборов, притом что сам Конституционный Суд Российской Федерации относит эти сборы к фискальным платежам. Органы публичной власти при этом имели бы прямой (и справедливый) интерес в том, чтобы решающим образом вмешаться в отбор (назначение) исполнителей фискальных работ, поскольку от их качества зависело бы пополнение соответствующей части бюджета. Мусоросборная деятельность обеспечила бы таким организациям оборот огромных сумм, поскольку в создании вывозимых и размещаемых (утилизируемых) отходов участвуют, так или иначе, все субъекты, даже те, кто занят сугубо конторскими делами. Последствия нетрудно представить, и даже забавное смешение обработки мусора с выполнением фискальных задач не делает эти последствия безобидными.

Осуществление такой деятельности стало бы исключительной привилегией немногих хозяйствующих субъектов, отсортированных вопреки правилам добросовестной конкуренции. Едва такая система установится, государство и муниципальные образования должны будут принять меры к тому, чтобы сбором экологических платежей занималось наименьшее количество хозяйствующих и администрирующих экологическую плату субъектов. Это означало бы создание в отдельной области хозяйствования условий, определенно порождающих монополизм и злоупотребление правами с нарушением конституционных и законодательных запретов, в том числе установленных статьей 34 Конституции Российской Федерации, статьей 10 ГК Российской Федерации и др. Уместным в этой связи представляется и обращение к основным началам законодательства о налогах и сборах, а именно к запрету устанавливать налоги и сборы, нарушающие единое экономическое пространство Российской Федерации, прямо или косвенно ограничивающие свободное перемещение на российской территории товаров и услуг, препятствующие законной экономической деятельности (пункт 4 статьи 3 Налогового кодекса Российской Федерации).

Фискальная система, устроенная на договорных началах в изложенном выше виде, возобновила бы забытую практику откупов, когда казна поручает (отдает на откуп) частным лицам сбор фискальных платежей. Новоявленным откупщикам досталась бы тогда не только ответственность за исполнение казенного задания, но и сопутствующие этому права, сопоставимые с правами публичной власти, потому что средства договорного права едва ли обеспечили бы при таких обстоятельствах исполнение фискальных обязательств "первичных" плательщиков. Не говоря о прямом противоречии конституционным правилам установления и исполнения обязанности платить налоги и сборы, это объективно и даже формально противоречило бы тем принципиальным положениям Налогового кодекса Российской Федерации, в силу которых налогоплательщик обязан, по общему правилу, самостоятельно исполнить обязанность по уплате налога и сбора (пункт 1 статьи 45). Этот принцип исключает посредников и откупные системы внесения казенных платежей. Принцип личного (самостоятельного) исполнения фискальных обязательств имеет не только исторический, но и конституционный смысл. Во всяком случае, в Определении от 22 января 2004 года N 41-О Конституционный Суд Российской Федерации настаивал на том, что в целях надлежащего исполнения обязанности по уплате налога налогоплательщик обязан от своего имени и за счет своих собственных средств уплатить сумму налога в бюджет, а также на персонификации денежных средств, за счет которых состоялась уплата налога, и на недопустимости вмешательства третьих лиц в его уплату.

Имея в виду ближайшие задачи конституционного правосудия, Конституционный Суд не мог сопроводить пространными пояснениями соответствующую часть Постановления от 5 марта 2013 года. Между тем, вышеизложенное представляется существенным в понимании смысла утверждений, сделанных в пункте 3.2 Постановления от 5 марта 2013 года.