практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 11916/15 "Р. против Российской Федерации" (вынесено 26 января 2016 г.), которым было установлено, что принудительная высылка заявителя в Кыргызстан будет нарушением статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. (далее - Конвенция); имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте по причине жестокого обращения с заявителем; имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте по причине отсутствия эффективного расследования утверждений заявителя о жестоком обращении; имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции; имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.

Суд отметил, что органы власти Российской Федерации вынесли постановление о выдворении заявителя с территории России. Хотя страна назначения не была определена в судебных постановлениях о выдворении, учитывая, что заявитель имеет гражданство Кыргызстана, представляется разумным предположить, что если его высылают из России, то именно в Кыргызстан (пункт 53 постановления).

Распоряжение о выдворении не вступило в силу в связи с указанием Европейского Суда на промежуточную меру в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Поэтому, Суд оценил, подвергался ли заявитель угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, при его выдворении из России в Кыргызстан - на дату оценки этой угрозы, рассмотренной Судом по настоящему делу - с учетом оценки, проведенной национальными судами (пункт 54 постановления).

Что касается общей ситуации в области прав человека в предполагаемой принимающей стране, Европейский Суд подчеркнул следующее. В деле "Махмуджана Эргашева" об экстрадиции в Кыргызстан Суд пришел к выводу, что в 2012 году ситуация на юге страны характеризовалась применением пыток и других жестоких видов обращения в отношении этнических узбеков со стороны правоохранительных органов, и после событий в июне 2010 года такие случаи участились и остались широко распространенными, причем теперь они отягощались безнаказанностью правоохранительных органов. Кроме того, суд установил, что проблему необходимо рассматривать на фоне развития этнического национализма в политике Кыргызстана, в особенности на юге страны, роста межэтнического напряжения между киргизами и узбеками, длительной дискриминации узбеков на государственном уровне и, среди прочего, подавляющего меньшинства узбеков в правоохранительных и судебных органах. В своих последующих делах Суд отмечал, что в 2012 - 13 годах ситуация в южной части Кыргызстана не улучшилась. В частности, различные доклады сходились в описании предвзятого отношения по признаку этнической принадлежности в расследовании, уголовном преследовании, приговорах и санкциях, введенных в отношении этнических узбеков, обвиняемых и осужденных в связи с событиями в Джалал-Абадском регионе, а также в отсутствии полного и эффективного расследования многочисленных обвинений в пытках и жестоком обращении, которые приписывались правоохранительным органам Кыргызстана, в произвольном задержании и применении чрезмерной силы против узбеков, предположительно причастных к событиям июня 2010 года. Суд отмечает, что из указанных докладов НПО <21> следовало, что в 2014 - 15 гг. не было достигнуто никакого существенного прогресса в области прав человека в Кыргызстане. Соответственно, Суд пришел к выводу о том, что текущая общая ситуация в отношении прав человека в этом государстве остается весьма проблематичной (пункт 55 постановления).

--------------------------------

<21> Неправительственные организации.

Суд рассмотрел, имеются ли в деле какие-либо индивидуальные обстоятельства, обосновывающие опасения заявителя относительно жестокого обращения. Он напомнил в этой связи, что когда заявитель утверждает, что он или она принадлежит к группе лиц, к которым систематически применяется практика ненадлежащего обращения, под действие статьи 3 Конвенции подпадают случаи, когда заявитель устанавливает, при необходимости, на основании сведений, содержащихся в последних докладах независимых международных организаций по защите прав человека или неправительственных организаций, что имеются серьезные причины предполагать существование практики, о которой идет речь, и его или ее принадлежность к соответствующей группе. В этих обстоятельствах Суд не будет настаивать на том, чтобы заявитель продемонстрировал наличие дополнительных конкретных отличительных особенностей. Суд посчитал, что такое обоснование особенно применимо в настоящем деле, в котором заявитель, этнический узбек, обвиняется в Кыргызстане в нескольких серьезных преступлениях, предположительно совершенных в ходе событий в июне 2010 года. С учетом широко распространенного применения киргизскими органами власти пыток и ненадлежащего обращения в целях получения признаний от этнических узбеков, обвиняемых в участии в межэтнических беспорядках в Джалал-Абадском регионе, о чем говорилось в докладах обеих организаций ООН и НПО, Суд пришел к выводу в том, что заявитель принадлежит к особо уязвимой группе, лица которой повседневно подвергаются в Кыргызстане обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции (пункт 56 постановления).

Суд обратил внимание на краткое обоснование, поданное Апелляционным судом при отклонении утверждений заявителя об угрозе жестокого обращения, в частности, он пришел к выводу, что документы, представленные заявителем, не продемонстрировали "указанного нарушения прав и свобод человека". В связи с этим, Суд повторил, что требование к заявителю предоставить "бесспорные" доказательства наличия угрозы жестокого обращения в третьей стране было бы равносильным требованию от него доказательства существования будущего события, что является невозможным, и наложило бы на него явно несоразмерное бремя. Любое утверждение такого рода всегда касается возможности, чего-то, что может произойти или не произойти в будущем. Следовательно, такие утверждения нельзя доказать таким же образом, как прошлые события. К заявителю должно было предъявляться требование только доказать, со ссылкой на конкретные факты, имеющие отношение к нему самому и к той категории лиц, к которой он относится, наличие высокой вероятности того, что он будет подвергнут жестокому обращению. В таких обстоятельствах Суд не был убежден в том, что вопрос об угрозе жестокого обращения был подвергнут тщательному рассмотрению в производствах о предоставлении статуса беженца или выдворении (пункт 59 постановления).

Суд принял к сведению представленные Властями документы относительно последних событий в Кыргызстане в области прав человека. Тем не менее, он не может согласится с их предположением, что упомянутые достижения, такие как ратификация международных договоров по правам человека или парламентские и президентские выборы, хотя это приветствуется, не являются достаточными для коренного изменения общей ситуации с правами человека в стране (пункт 60 постановления).

Суд не убедили доводы Властей о том, что при отсутствии запроса об экстрадиции нет никаких оснований полагать, что заявитель будет привлечен к уголовной ответственности в Кыргызстане. В настоящем деле нет пунктов, которые позволили бы Суду сделать вывод о том, что обвинения, выдвинутые против заявителя в связи с его предполагаемой причастностью к насилию Джалал-Абадском регионе были сняты, или истек их срок давности. Соответственно, существует высокая вероятность того, что в Кыргызстане заявитель может быть арестован и обвинен на основании ордера от 26 июня 2012 г. (пункт 61 постановления).

Учитывая подтвержденное широкое и регулярное использование пыток и других видов жестокого обращения со стороны правоохранительных органов в южной части Кыргызстана в отношении членов узбекской общины, к которой принадлежит заявитель, безнаказанность сотрудников правоохранительных органов, а также отсутствие достаточных гарантий для заявителя в запрашивающей стране, Суд посчитал обоснованным, что заявитель столкнется с реальной угрозой жестокого обращения, предусмотренной статьей 3 Конвенции, в случае возвращения в Кыргызстан (пункт 62 постановления).

Европейский Суд также напомнил, что целью пункта 4 статьи 5 Конвенции является обеспечение лиц, которые подвергаются аресту и задержанию, правом на судебный надзор за законностью меры, которая была принята в их отношении. В период содержания лица под стражей оно должно иметь средство правовой защиты, позволяющее обеспечить безотлагательный судебный пересмотр вопроса о правомерности содержания под стражей. Такой пересмотр должен быть способен повлечь, при наличии соответствующих оснований, освобождение лица. Наличие средства правовой защиты, требуемого пунктом 4 статьи 5 Конвенции, должно быть достаточно определенным не только в теории, но и на практике, поскольку в отсутствие этого качества, средство правовой защиты не будет отвечать требованиям доступности и эффективности, предъявляемым в целях указанной статьи (пункт 98 постановления).

Суд уже устанавливал нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в ряде постановлений в отношении России из-за отсутствия какого-либо внутреннего правового положения, которое могло бы позволить заявителю инициировать судебное рассмотрение его содержания под стражей в ожидании выдворения. В деле "Ким против России" Власти признали нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции и, учитывая повторяющийся характер нарушения, Суд определил, что российские органы власти "должны обеспечить создание в своем внутреннем правопорядке механизма, позволяющего лицам инициировать проверку законности их содержания под стражей до выдворения исходя из течения процесса депортации" (пункт 99 постановления).

Европейский Суд установил, что заявитель в настоящем деле в течение всего срока его содержания под стражей в ожидании высылки (административного выдворения) не имел в своем распоряжении какой-либо процедуры для судебного пересмотра правомерности его содержания. Таким образом, по мнению Суда, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции (пункты 100 - 101 постановления).

В прецедентной практике Суда относительно пункта 1 статьи 5 четко установлено, что лишение свободы не должно основываться только на одном из исключений, перечисленных в подпунктах "a"-"f", но также должно быть "законным". В тех случаях, когда возникает вопрос о "законности" заключения под стражу, включая вопрос о соблюдении "порядка, установленного законом", Конвенция отсылает, главным образом, к национальному законодательству и закрепляет обязанность по соблюдению его материально-правовых и процессуальных норм. Это, в первую очередь, требует, чтобы любой арест или помещение под стражу имели законные основания в национальном законодательстве, а также относится к качеству законодательства, требуя его соответствия принципам верховенства права - концепции, изначально присущей всем статьям Конвенции. "Качество закона" подразумевает, что если национальное право санкционирует лишение свободы, оно должно быть достаточно доступным, точным и предсказуемым в применении с целью избежать риска произвола. Стандарт "законности", установленный Конвенцией, требует, чтобы все законодательство было достаточно четким, чтобы позволить лицу - если необходимо, воспользовавшись соответствующими консультациями, - предвидеть до разумно ожидаемой в данных обстоятельствах степени, последствия, к которым может повести то или иное действие (пункт 102 постановления).

Суд указывает на то, что издавая приказ о содержании под стражей до высылки заявителя, Районный суд не установил каких-либо сроков для этого. Кроме того, Апелляционный суд ничего не ответил на этот вопрос. Статья 27.19 КоАП посвящена размещению лиц, ожидающих административного выдворения в центрах содержания под стражей иностранных граждан, не предусматривает каких-либо сроков их содержания под стражей... Единственным указанием, доступным заявителю, о возможном максимальном сроке его содержания под стражей в ожидании высылки является пункт 1 статьи 31.9 Кодекса об административных правонарушениях, которая предусматривает, что решение о высылке остается исполнимым в течение двух лет со дня его вступления в силу. Это положение означает, что после истечения двухлетнего срока лицо, задержанное в ожидании административного выдворения, должно быть освобождено. Это может произойти в настоящем деле; однако, возможные последствия, следующие из части 1 статьи 31.9 КоАП с точки зрения содержания заявителя под стражей, будут зависеть от того, как будет истолковано данное положение, к тому же норма, ограничивающая продолжительность содержания незаконного иммигранта под стражей, четко не определена законом. Также неясно, что произойдет после истечения двухлетнего срока, так как с точки зрения иммиграционного законодательства заявитель, безусловно, останется в нелегальном положении и вновь будет подлежать выдворению, а, следовательно, содержанию под стражей на этих основаниях (пункт 106 постановления).

Выводы Суда по поводу отсутствия судебного пересмотра законности продолжающегося содержания заявителя под стражей имели первостепенное значение в связи с предполагаемым отсутствием правовой определенности содержания заявителя под стражей, как следует из указанного, что российская правовая система не предусматривает процедуры, способной предотвратить угрозу несправедливого задержания в ожидании высылки (пункт 107 постановления).

Суд отметил недавние изменения во внутреннем законодательстве, введенные новым Кодексом административного судопроизводства, который вступил в силу 15 сентября 2015 года. Тем не менее, эти поправки до сих пор не имеют никакого влияния на содержание заявителя под стражей. Соответственно, Суд не призван их оценивать in abstracto (пункт 108 постановления).

Суд пришел к выводу, что в обстоятельствах настоящего дела национальное законодательство, регулирующее содержание заявителя под стражей, не соответствует требованию "предсказуемости", указанному в пункте 1 статьи 5 Конвенции (пункт 109 постановления).

Кроме того, Европейский Суд обратил внимание, что предельный срок наказания в виде лишения свободы за административное правонарушение в соответствии с Кодексом об административных правонарушениях составляет тридцать дней, и что содержание под стражей с целью высылки не должно носить карательный характер и при этом должно сопровождаться предоставлением соответствующих гарантий, установленных Конституционным судом Российской Федерации. В настоящем деле "превентивная" мера, с точки зрения ее тяжести, была гораздо серьезнее, чем "карательная", что не является нормальным (пункт 110 постановления).