Практика применения законодательства о банкротстве

18. Неисполнение бывшим руководителем должника обязанности передать документацию должника вследствие объективных факторов, находящихся вне его контроля, не может свидетельствовать о наличии интереса такого руководителя в сокрытии соответствующей информации и, соответственно, являться основанием для применения презумпции вины в доведении должника до банкротства.

В рамках дела о банкротстве должника конкурсный управляющий обратился с заявлением о привлечении его бывшего руководителя к субсидиарной ответственности по обязательствам должника.

По мнению конкурсного управляющего, ответчик, будучи директором должника, не исполнил обязанность по передаче документации должника конкурсному управляющему, возложенную на него определением суда, рассматривающего дело о банкротстве.

Пользуясь установленной ст. ст. 61.10, 61.11, 64 и 126 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) презумпцией, управляющий ссылался на то, что неисполнение бывшим руководителем должника возложенной на него арбитражным судом обязанности передать копии учредительных документов и бухгалтерской документации должника означает вину руководителя в доведении должника до банкротства и перекладывает на него бремя доказывания обратного.

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, заявление управляющего удовлетворено.

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ отменила принятые по делу судебные акты, направила обособленный спор на новое рассмотрение по следующим основаниям.

Ссылка судов на положения ст. ст. 61.10 и 61.11 Закона о банкротстве являлась ошибочной, сделанной без учета того, что в период совершения ответчиком вменяемых ему неправомерных действий законодателем еще не была принята глава III.2 Закона о банкротстве, а отношения по привлечению контролирующих лиц к субсидиарной ответственности регулировались, в первую очередь, положениями ст. 10 данного Закона.

Однако с учетом того факта, что предусмотренное ст. 10 Закона о банкротстве (в ред. Федерального закона от 28 июня 2013 г. N 134-ФЗ) такое основание для привлечения к субсидиарной ответственности, как "признание должника несостоятельным вследствие поведения контролирующих лиц", по существу, незначительно отличается от предусмотренного действующей в настоящее время ст. 61.11 Закона основания ответственности в виде "невозможности полного погашения требований кредитора вследствие действий контролирующих лиц", а потому значительный объем разъяснений норм материального права, изложенных в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2017 г. N 53 "О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве", может быть применен и к ст. 10 Закона о банкротстве в редакции Федерального закона от 28 июня 2013 г. N 134-ФЗ.

При этом как ранее, так и в настоящее время процесс доказывания обозначенных выше оснований привлечения к субсидиарной ответственности был упрощен законодателем для истцов посредством введения соответствующих опровержимых презумпций, при подтверждении условий которых предполагается наличие вины ответчика в доведении должника до банкротства, и на ответчика перекладывается бремя доказывания отсутствия оснований для удовлетворения иска. При этом как ранее, так и в настоящее время действует презумпция, согласно которой отсутствие (непередача руководителем арбитражному управляющему) финансовой и иной документации должника, существенно затрудняющее проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве, указывает на вину руководителя. Смысл этой презумпции состоит в том, что руководитель, уничтожая, искажая или производя иные манипуляции с названной документацией, скрывает данные о хозяйственной деятельности должника. Предполагается, что целью такого сокрытия, скорее всего, является лишение арбитражного управляющего и конкурсных кредиторов возможности установить факты недобросовестного осуществления руководителем или иными контролирующими лицами своих обязанностей по отношению к должнику. Кроме того, отсутствие определенного вида документации затрудняет наполнение конкурсной массы, например, посредством взыскания дебиторской задолженности, возврата незаконно отчужденного имущества. Именно поэтому предполагается, что непередача документации указывает на наличие причинно-следственной связи между действиями руководителя и невозможностью погашения требований кредиторов.

Однако, когда передача документации становится невозможной ввиду объективных факторов, находящихся вне сферы контроля директора, соответствующая презумпция применена быть не может. В частности, подобная объективная невозможность исполнения руководителем обязанности по передаче арбитражному управляющему документации должника возникает при изъятии документации должника правоохранительными органами.

Поскольку на наличие именно подобных объективных препятствий и ссылался бывший руководитель должника при рассмотрении настоящего обособленного спора, обращая, в частности, внимание на то, что в материалах дела имеется его запрос в УЭБ и ПК ГУ МВД, а также ответ указанного выше органа, согласно которому полномочия ответчика как руководителя должника прекращены, в силу чего ему не может быть предоставлена информация о следственных действиях, применение презумпции ст. ст. 61.10, 61.11, 64 и 126 Закона о банкротстве противоречит выраженному в ней смыслу и искажает существо действующего регулирования.

Кроме того, суды не дали должной оценки тому, что конкурсный управляющий как лицо, осуществляющее полномочия руководителя должника и иных органов управления согласно п. 1 ст. 129 Закона о банкротстве, для решения задач, возложенных на него этим Законом, имел возможность обратиться в правоохранительные органы с требованием о выдаче копий изъятых документов, а при отказе - просить содействия в получении документации у суда, рассматривающего дело о банкротстве, применительно к правилам ч. 4 ст. 66 АПК РФ, однако соответствующие действия не предпринял и вместо этого, зная о совершении в отношении должника следственных действий, направил заявление о привлечении руководителя должника к субсидиарной ответственности.

Равным образом руководитель должника, также зная о совершении правоохранительными органами следственных действий, в ответ на запросы управляющего о предоставлении документации не ссылался на ее изъятие, а заявил соответствующее возражение только в рамках данного обособленного спора.

Судам ввиду изложенного выше надлежало исследовать причины подобного поведения управляющего и ответчика и оценить их действия на предмет разумности и добросовестности (ст. 10 ГК РФ, п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации").

Определение N 305-ЭС19-10079

19. Акты взаимозачета не могут быть оспорены по правилам об оспаривании сделок, совершенных с предпочтением (ст. 61.1 Закона о банкротстве), если они носят сверочный характер и констатируют объем исполненного каждой стороной в рамках одного обязательства при эквивалентности встречных предоставлений.

В рамках дела о банкротстве должника конкурсный управляющий обратился с заявлением о признании недействительными актов взаимозачета задолженности, заключенных должником с одним из его конкурсных кредиторов и направленных на погашение встречных требований, вытекающих из разных договоров (договор подряда, по которому должник выступал в роли подрядчика, и договор долевого участия, по которому должник выступал в роли покупателя) соответствующих сторон.

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, заявление удовлетворено. Суды исходили из того, что оспариваемая сделка зачета совершена после возбуждения дела о банкротстве с предпочтением по отношению к требованиям иных кредиторов, которые впоследствии не были удовлетворены.

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ, отменив принятые по делу судебные акты, направила дело на новое рассмотрение по следующим основаниям.

Между сторонами было подписано два договора:

договор подряда, на основании которого должник выполнял работы по строительству жилых домов, а общество было обязано оплачивать выполненные работы;

договор участия в долевом строительстве, по условиям которого основное исполнение осуществляло уже общество, являясь обязанным передать квартиры должнику, на последнем лежала обязанность по оплате данных квартир.

Кроме того, продаваемые квартиры находились в тех домах, которые строил должник по условиям договора подряда. При этом из материалов дела следует, что в разделе договора подряда, посвященном оплате выполненных работ, указано на то, что застройщик (общество) передает подрядчику (должнику) права на часть квартир в объекте - жилом доме, подлежащем возведению. Равным образом в договорах участия в долевом строительстве имеется указание на то, что уплата участником строительства (должником) цены договора возможна путем зачета встречных однородных требований по каждому акту приемки выполненных работ.

Таким образом, несмотря на подписание нескольких документов, в действительности воля сторон (ст. 431 ГК РФ) была направлена на установление между ними единой договорной связи с двумя основными встречными обязанностями: со стороны должника - строительство домов; со стороны общества - передача части квартир (прав на квартиры).

При этом обязанность по расчету за основное исполнение являлась для каждого контрагента альтернативной: как действия по передаче результата выполненных работ могли носить расчетный характер по отношению к полученным правам на квартиры, так и передача квартир могла иметь аналогичный эффект в отношении выполненных работ.

Подобное оформление отношений может быть обусловлено особенностями правовой конструкции договоров участия в долевом строительстве. В частности, как пояснил представитель общества, разделение договора на несколько документов упрощало процедуру государственной регистрации договора участия в долевом строительстве.

Исходя из дат, в которые между сторонами подписывались оформляющие их договор документы, следует заключить, что выполнение должником подрядных работ являлось первоначальным исполнением по договору; затем стороны подписывали договоры участия в долевом строительстве, по которым передавались права на квартиры стоимостью, соотносимой с ценой выполненных работ; и затем уже стороны подписывали оспариваемые акты взаимозачета.

В такой ситуации оспариваемые документы, поименованные как акты взаимозачета, фактически констатировали объем осуществленного обеими сторонами исполнения по договору, внося определенность в состояние расчетов между ними.

Подобные акты сами по себе не влекли наступление правовых последствий, не опосредовали выбытие из имущественной сферы должника какого-либо актива, а носили сверочный характер, поэтому они не могут быть оспорены в качестве самостоятельных сделок в рамках дела о банкротстве (ст. 61.1 Закона о банкротстве, ст. 153 ГК РФ). При этом исполнение должника по единому договору являлось не последующим, а первоначальным, прежде всего он выполнял работы, а уже затем происходил расчет с ним посредством передачи прав на квартиры, т.е. в данной ситуации отсутствовал признак предпочтения (ст. 61.3 Закона о банкротстве). В то же время конкурсный управляющий эквивалентность осуществляемых по договору предоставлений под сомнение не ставил.

Таким образом, у судов не имелось оснований для признания спорных актов взаимозачета или действий должника по исполнению договора недействительными.

Определение N 305-ЭС19-10064

20. Установленное п. 5 ст. 37 Закона о банкротстве правило о том, что при подаче должником заявления о собственном банкротстве он не вправе предлагать саморегулируемую организацию и кандидатуру арбитражного управляющего, подлежит применению по аналогии (п. 1 ст. 6 ГК РФ) в ситуации, когда кандидатура управляющего и саморегулируемая организация управляющих предложены заявителем по делу о банкротстве, аффилированным по отношению к должнику или имеющим возможность иным образом определять его действия.

Единственным участником общества принято решение о ликвидации этой организации, ликвидатором назначен А. Впоследствии судом возбуждено дело о банкротстве общества по заявлению кредитора, предложившего утвердить в качестве арбитражного управляющего аффилированного с кредитором и с ликвидатором общества Б.

Отклоняя данную кандидатуру, суд первой инстанции исходил из того, что действия заявителя по делу о банкротстве, ликвидатора должника А. и арбитражного управляющего Б. являлись согласованными и были направлены на преодоление установленного п. 5 ст. 37 Закона о банкротстве специального порядка выбора саморегулируемой организации, из числа членов которой подлежит утверждению конкурсный управляющий должником. В связи с этим судом с учетом особенностей рассмотрения дел о несостоятельности, возбужденных по заявлению самого должника или аффилированного с ним лица, посредством случайного выбора саморегулируемой организации арбитражных управляющих арбитражным управляющим в деле о банкротстве общества определен В.

Постановлением апелляционного суда, поддержанным постановлением арбитражного суда округа, решение суда первой инстанции изменено в части утверждения арбитражного управляющего, конкурсным управляющим должником утвержден Б., в остальной части судебный акт оставлен без изменения. По мнению вышестоящих судов, в деле отсутствуют прямые доказательства заинтересованности Б. по отношению к кредитору общества, вследствие чего решение суда первой инстанции нарушает права и законные интересы последнего.

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, оставив в силе решения суда первой инстанции, по следующим основаниям.

В соответствии с п. 5 ст. 37 Закона о банкротстве должник при подаче заявления о собственном банкротстве не вправе предлагать саморегулируемую организацию и кандидатуру арбитражного управляющего.

Поскольку данное правило установлено законодателем в целях предотвращения конфликта интересов арбитражного управляющего и создания гарантий того, что он не будет в приоритетном порядке отстаивать интересы должника в ущерб интересам гражданско-правового сообщества, оно подлежит применению по аналогии (п. 1 ст. 6 ГК РФ) и в ситуации, когда кандидатура управляющего, саморегулируемая организация предложены заявителем по делу о банкротстве, аффилированным по отношению к должнику или имеющим возможность иным образом определять его действия. Данная правовая позиция содержится в п. 27.1 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с участием уполномоченных органов в делах о банкротстве и применяемых в этих делах процедурах банкротства, утвержденного Президиумом Верховного Суда РФ 20 декабря 2016 г. (в редакции от 26 декабря 2018 г.).

В рассматриваемом случае суд первой инстанции установил, что ликвидатор должника А. и арбитражный управляющий Б., предложенный кредитором-заявителем в деле о банкротстве общества, использовали один и тот же абонентский ящик для переписки с третьими лицами и приема от них корреспонденции; что ранее А., обращаясь с заявлением о признании банкротом другого хозяйствующего общества, предложил утвердить арбитражным управляющим Б., а также что в рамках того дела интересы арбитражного управляющего Б. представлял кредитор-заявитель по настоящему делу о банкротстве общества.

Поскольку, несмотря на неоднократные предложения суда представить дополнительные письменные объяснения о возможности утверждения Б. конкурсным управляющим в рамках настоящего дела о банкротстве ликвидируемого общества, кредитор, располагающий всем объемом информации об отношениях и договоренностях с арбитражным управляющим Б. и ликвидатором А., отказался раскрыть мотивы своего выбора, подобный отказ следовало квалифицировать как признание факта заинтересованности. Это, в свою очередь, позволяет говорить о наличии косвенных доказательств связанности кредитора, ликвидатора должника А. и арбитражного управляющего Б. и, следовательно, об ошибочности отказа судов апелляционной и кассационной инстанций считать доказанным факт независимости указанных лиц в ситуации возникновения у суда первой инстанции обоснованных в нем сомнений (ч. 2 ст. 9 и ч. 1 ст. 65 АПК РФ).

Определение N 301-ЭС19-12957

21. Поскольку процедура реализации имущества гражданина, признанного банкротом, не погашает все оставшиеся неудовлетворенными требования кредиторов, в частности требования, при возникновении и исполнении которых должник действовал недобросовестно, кредиторы по оставшимся непогашенными требованиям, не подпадающим под положения пп. 5 и 6 ст. 213.28 Закона о банкротстве, вправе обратиться в суд с заявлением о выдаче по ним исполнительных листов.

Кредиторы признанного банкротом гражданина обратились в арбитражный суд с заявлениями о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение той части их требований, которые не были удовлетворены в ходе процедуры реализации имущества гражданина, завершенной без освобождения последнего от дальнейшего исполнения своих обязательств перед кредиторами.

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявлений отказано. Суды посчитали, что выдача исполнительных листов по требованиям, которые не были исполнены в рамках процедуры реализации имущества гражданина-банкрота, предусмотрена только по требованиям, перечисленным в пп. 5 и 6 ст. 213.28 Закона о банкротстве, и что в отношении остальных требований имеется квалифицированное умолчание законодателя, указывающее на то, что даже в условиях неосвобождения гражданина от долгов исполнительные листы по ним не выдаются.

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ принятые по делу судебные акты отменила и направила дело на новое рассмотрение по следующим основаниям.

По смыслу пп. 4 - 6 ст. 213.28 Закона о банкротстве предъявляемые к должнику требования могут быть поделены на два основных вида в зависимости от того, допустимо ли их списание (прекращение соответствующего обязательства) по завершении процедуры реализации, а именно:

1) от требований, указанных в пп. 5 и 6 данной статьи, должник не может быть освобожден, в то время как

2) п. 4 предусматривает возможность списания остальных долгов, если только не будет доказано, что при возникновении или исполнении обязательств перед кредиторами должник действовал недобросовестно (в частности, осуществлял действия по сокрытию своего имущества, воспрепятствованию деятельности арбитражного управляющего и т.п.). Требования кредиторов, в отношении которых должник проявил недобросовестность, сохраняют силу и могут быть предъявлены после окончания производства по делу о банкротстве.

Хотя для последнего вида требований законодатель и не определил механизм реализации требований кредиторов к должнику после процедуры несостоятельности, это не означает, что подобное отсутствие законодательного регулирования не может быть восполнено посредством применения положений п. 5 ст. 213.28 Закона о банкротстве к ситуациям неосвобождения от обычных долгов по аналогии (ч. 6 ст. 13 АПК РФ).

Вопреки выводам судов само по себе отсутствие прямого законодательного регулирования не свидетельствует о наличии запрета на выдачу исполнительных листов. Они могли быть выданы судом исходя из общих начал процессуального законодательства, даже если бы п. 5 ст. 213.28 Закона о банкротстве не предусматривал возможность их выдачи в схожих ситуациях.

Согласно ч. 1 ст. 319 АПК РФ исполнительный лист на основании судебного акта, принятого арбитражным судом первой инстанции, выдается этим арбитражным судом. По своей правовой природе судебные акты о включении требований в реестр обладают сходством с принимаемыми в рамках общеискового производства судебными актами о взыскании долга. Таким образом, основанием для выдачи исполнительного листа по завершении дела о банкротстве являются именно судебные акты о включении требований в реестр.

Согласно п. 6 ч. 1 ст. 13 Федерального закона от 2 октября 2007 г. N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве" в исполнительном документе должна быть указана резолютивная часть судебного акта, содержащая требование о возложении на должника обязанности по передаче взыскателю денежных средств и иного имущества либо совершению в пользу взыскателя определенных действий или воздержанию от совершения определенных действий. Применительно к рассматриваемым отношениям с учетом разъяснений п. 44 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 13 октября 2015 г. N 45 "О некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о несостоятельности (банкротстве) граждан" это регулирование означает, что, выдавая исполнительный лист после завершения дела о банкротстве, суд указывает в нем информацию о возложении на должника обязанности передать взыскателю денежные средства в размере суммы, включенной в реестр, за вычетом сумм, которые были погашены к моменту выдачи листа в рамках процедур банкротства. Вопрос о выдаче исполнительных листов по таким требованиям разрешается арбитражным судом по ходатайству заинтересованных лиц в судебном заседании.

Определение N 307-ЭС16-12310(4)