практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 48310/16 "Каблис против Российской Федерации" (вынесено 30 апреля 2019 г., вступило в силу 9 сентября 2019 г.), которым установлено нарушение статей 10, 11 и 13 Конвенции.

Заявитель жаловался на ограничения, наложенные властями относительно места проведения им публичного мероприятия.

Стороны не оспаривали, что предложение изменить место проведения заявителем публичного мероприятия являлось вмешательством в его право на свободу мирного собрания.

Суд отметил, что национальные власти полагались на два правовых положения, запрещающих проведение публичных мероприятий в месте, выбранном заявителем: в то время как городская администрация полагалась на региональный закон, запрещающий проводить публичные мероприятия на площади С. в г. С., внутригосударственные суды ссылались на постановление городской администрации, ограничивающее периметр такой зоны в непосредственной близости к зданию Конституционного Суда [одного из субъектов Российской Федерации], где проведение публичных мероприятий было запрещено статьей 8 Закона о публичных мероприятиях (пункт 51 постановления).

Что касается вывода национальных судов о том, что место, выбранное заявителем, находилось в непосредственной близости к Конституционному Суду, Суд уже признал что общий запрет согласно статье 8 Федерального закона "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" проводить публичные мероприятия вблизи судебных зданий несопоставим с пунктом 2 статьи 11, учитывая его абсолютный характер, в сочетании с широкой свободой действий местной исполнительной власти в определении понятия "в непосредственной близости". Европейский Суд не видит каких-либо оснований для иного вывода в настоящем деле. Отказ утвердить место, выбранное заявителем для проведения публичного мероприятия, посредством упоминания того факта, что его проведение планировалось вблизи Конституционного Суда [одного из субъектов Российской Федерации], не мог, соответственно, рассматриваться как "необходимый в демократическом обществе" в значении пункта 2 статьи 11 Конвенции (пункт 52 постановления).

Что касается ссылки городской администрации на региональный закон, запрещающий проводить публичные мероприятия на главной площади г. С., Суд отметил, что с 2012 года Федеральный закон "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" разрешает региональной законодательной власти назначать иные места - в дополнение к местам, упомянутым в статье 8 Федерального закона "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" - где запрещено проводить публичные мероприятия, если они могут помешать нормальной работе коммунальных служб, транспорта, общественных учреждений или служб связи, или препятствовать проходу пешеходов или проезду транспортных средств или доступу жителей к жилым зданиям, транспорту или социальной инфраструктуре. Суд уже признавал, что такие доводы, хотя и имеют отношение к предмету рассмотрения, сами по себе не являются достаточными для обоснования предложения об изменении места проведения публичного мероприятия. Этот вывод применяется с тем большим основанием к общему запрету на проведение публичных мероприятий в конкретном месте со ссылкой на указанные доводы (пункт 53 постановления).

В этой связи Суд напомнил, что "в соответствии с Конвенцией государство может принимать меры общего характера, применимые к заранее определенным ситуациям, независимо от отдельных обстоятельств каждого дела, даже если это может привести к отдельным сложным случаям... Однако, общий запрет на демонстрации может быть оправдан, только если имеется реальная опасность того, что такие демонстрации приведут к беспорядкам, которые нельзя предотвратить менее строгими мерами. В этой связи власти должны учитывать последствие запрета на демонстрации, которые сами по себе не представляют опасности для общественного порядка. Только если ущерб от такой демонстрации, подпадающей под действие запрета, явно перевешивает соображения безопасности, оправдывающие издание запрета, и если нет возможности избежать таких негативных побочных последствий запрета посредством ограничения его пределов в отношении территориального применения и продолжительности, такой запрет может рассматриваться как необходимый в значении пункта 2 статьи 11 Конвенции" (пункт 54 постановления).

Суд обратил внимание на то, что никаких аргументов относительно риска общественных беспорядков или соображений безопасности, обосновывающих общий запрет на проведение публичных мероприятий на площади, представлено не было. В действительности, региональный нормативно-правовой акт, устанавливающий этот запрет, просто перефразировал Федеральный закон "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" - указывая, что проведение там публичных мероприятий может привести к нарушению работы коммунальных служб, транспорта, общественных учреждений и служб связи, будет мешать пешеходам или общественному транспорту, или препятствовать доступу граждан к жилым зданиям или транспорту и общественным учреждениям. Важно, что ни в самом региональном нормативно-правовом акте, ни в любых иных правовых положениях или судебном толковании не пояснялось, какие из вышеперечисленных обстоятельств имели отношение к площади и почему. В любом случае, Суд уже постановил, что такие доводы не были достаточными, чтобы обосновать общий запрет на проведение публичных мероприятий в определенном месте (пункт 55 постановления).

"Не было также дано объяснения, продолжил Европейский Суд, почему общий запрет являлся более целесообразным средством достижения цели предупреждения серьезного нарушения обычной жизни граждан, чем положение о рассмотрении каждого случая в отдельности, с учетом возможности сведения к минимуму такого нарушения, например, организуя временные объездные маршруты транспорта или принимая аналогичные меры, и в то же время учитывая законные интересы организаторов в проведении собрания в выбранном ими месте. Кроме того, никогда не утверждалось, что общий запрет не может быть уменьшен без риска злоупотребления, значительной неопределенности, дискриминации или произвольного правоприменения. Наконец, общий запрет не ограничен во времени и применяется ко всем публичным мероприятиям, независимо от количества участников и возможности того, что мероприятие может привести к серьезным нарушениям обычной жизни граждан. Поэтому общий запрет, рассматриваемый в данном деле, не ограничивается особым образом, чтобы избежать конкретного риска серьезной дестабилизации, с минимальным нарушением права на свободу собрания. Таким образом, не продемонстрировано, что общий запрет на проведение публичных мероприятий на... площади являлся предметом строгого парламентского и судебного контроля" (пункт 56 постановления).

С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что отказ утвердить место публичного мероприятия заявителя, сославшись на общий запрет на проведение публичных мероприятий вблизи судебных зданий или на запрет, установленный региональным законом, на проведение публичных мероприятий на площади в г. С., без рассмотрения конкретных обстоятельств дела, не мог рассматриваться как "необходимый в демократическом обществе" в значении пункта 2 статьи 11 Конвенции (пункт 58 постановления).

Заявитель также жаловался на то, что блокировка его аккаунта в социальной сети и трех его записей в его блоге, призывавших к участию в несанкционированном публичном мероприятии, нарушала его право на свободу выражения мнения.

Суд вновь обратил внимание на то, что "... свобода выражения мнения является одним из основополагающих принципов демократического общества и одним из главных условий его развития и самосовершенствования его граждан. Согласно пункту 2 статьи 10 [Конвенции], она применяется не только к "информации" или "идеям", признанным правильными, безобидными или нейтральными, но и к тем, которые оскорбляют, шокируют или вызывают беспокойство. Таковы требования плюрализма, толерантности и широты взглядов, без которых не существует "демократического общества" (пункт 79 постановления).

Суд также повторил, что "статья 10 [Конвенции] гарантирует свободу выражения мнения "каждому". В ней не делается различий в зависимости от характера преследуемой цели или роли физических или юридических лиц в осуществлении этой свободы... Это применяется не только к содержанию информации, а также к средствам распространения, так как любой налагаемый запрет обязательно вмешивается в право на получение и передачу информации" (пункт 80 постановления).

"Что касается значения "Интернета" в осуществлении свободы выражения мнения, Суд повтор[ил], что благодаря своей доступности, а также способности сохранять и передавать огромные объемы информации, Интернет играет важную роль в расширении доступа граждан к новостям и содействии распространению информации. Деятельность в сфере самовыражения, осуществляемая пользователями в сети "Интернет", служит уникальной платформой для реализации ими права на свободу выражения мнения" (пункт 81 постановления).

"Как указано в статье 10 [Конвенции], продолжил Европейский Суд, свобода выражения мнения допускает ряд исключений, которые, однако, должны строго регламентироваться, и необходимость любых ограничений должна быть убедительно определена. Прилагательное "необходимый", по смыслу пункта 2 статьи 10, предполагает существование "насущной социальной необходимости". Договаривающиеся государства обладают определенной свободой действий по своему усмотрению при оценке наличия подобной необходимости, однако эта свобода сопровождается надзором на европейском уровне и охватывает законодательство и решения, принятые на его основе, в том числе независимыми судами. Таким образом, Европейский Суд имеет полномочия выносить окончательные решения о совместимости "ограничения" со свободой выражения мнений, в том виде, как она защищается статьей 10" (пункт 82 постановления).

При этом, "[з]адача Суда при осуществлении контрольной функции состоит не в том, чтобы занять место компетентных внутригосударственных органов власти, а в том, чтобы осуществлять пересмотр в соответствии со статьей 10 [Конвенции] решений, вынесенных ими, в соответствии с собственными полномочиями оценки. Это не означает, что контроль ограничен в установлении того, действовало ли государство-ответчик по своему усмотрению здраво, осмотрительно и добросовестно; перед Судом стоит задача оценить обжалуемое вмешательство в свете дела в целом и определить было ли оно "соразмерным преследуемой законной цели", а также являются ли причины, представленные национальными властями для обоснования этого, "достаточными и существенными". Поступая таким образом, Суд должен убедиться также в том, что национальные власти применяли нормы, соответствующие принципам статьи 10 и, более того, что их применение основывалось на приемлемой оценке обстоятельств, относящихся к делу" (пункт 83 постановления).

Суд посчитал, что блокировка заместителем Генерального прокурора аккаунта заявителя в социальной сети и трех записей в его блоге на основании того, что они содержали призывы к участию в публичном мероприятии, место проведения которого не было утверждено городской администрацией, представляла собой "вмешательство со стороны публичных властей" в право заявителя на свободу выражения, неотъемлемой частью которого является свобода получения и передачи информации. В этом выводе, как отметил Суд, не упоминалось о том, что заявитель мог создать новый аккаунт в социальной сети или опубликовать новые записи в его блоге (пункт 84 постановления).

Такое вмешательство, по мнению Суда, представляет собой нарушение пункта 2 статьи 10 [Конвенции], за исключением случаев, когда оно "предусмотрено законом", преследует одну или более законных целей, указанных в пункте [втором указанной статьи], и "необходимо в демократическом обществе" для достижения таких целей. Суд по[считал], что в настоящем деле вопросы соблюдения закона и существования законной цели не могут быть отделены от вопроса о том, является ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе" (пункт 85 постановления).

Суд отметил, что оспариваемая мера имела основу в статье 15.3 Закона об информации <9>, который позволял Генеральному прокурору или его заместителям распоряжаться о блокировке веб-сайта или веб-страницы, содержащих призывы, помимо прочего, к участию в публичных мероприятиях, проводимых в нарушение установленной процедуры (пункт 86 постановления).

--------------------------------

<9> Речь идет о Федеральном законе от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации".

"По утверждению национальных судов, обратил внимание Европейский Суд, цель блокировки заключалась в предотвращении нарушений закона в сфере распространения информации..., а также нарушений общественного порядка... Что касается второй цели, Суд повтор[ил], что исключения из права на свободу объединений должны толковаться узко, их перечень должен быть исчерпывающим, а определение непременно ограничительным. Он отме[тил], что, в отличие от некоторых других статей Конвенции, ни статья 10 [Конвенции], ни статья 11 не допускают ограничений, направленных на поддержание, или защиту, общественного порядка... В действительности, Власти не полагались на эту цель" (пункт 87 постановления).

Относительно довода Властей о том, что "целью этой меры было предупреждение нарушений закона в сфере распространения информации, продолжил Суд, они не пояснили, какой из законных целей, перечисленных во втором пункте статьи 10 [Конвенции], соответствовала такая мера. В частности, никогда не заявлялось, что публичное мероприятие, рекламируемое заявителем в его блоге и аккаунте социальной сети, представляло опасность для общественной безопасности или могло привести к общественным беспорядкам или преступлению. Таким образом, цели защиты общественной безопасности и предупреждения беспорядка или преступления, совершенно очевидно, не имеют отношения к настоящему делу. Цель предупреждения раскрытия информации, полученной на основе конфиденциальности, также не имеет отношения к делу. Представляется, что единственной целью блокировки было исполнение правил, регулирующих публичные мероприятия и, в частности, распространение информации о них. Суд уже признавал, что исполнение правил, регулирующих проведение публичных мероприятий, не может являться самоцелью. Никаких других целей в настоящем деле не было названо ни Властями, ни национальными судами" (пункт 88 постановления).

Учитывая, что и порядок уведомления о публичных мероприятиях, и запрет на проведение кампании за участие до того, как процедура успешно завершена, очевидно направлены на защиту прав других лиц, Суд допустил, что блокирование публикаций, призывающих к участию в публичном мероприятии в нарушение таких процедур и правил, также преследует законную цель защиты прав других людей (пункт 89 постановления).

Суд повторил, что статья 10 [Конвенции] не запрещает налагать предварительные запреты на подобные публикации. Однако, опасности, сопряженные с предварительными ограничениями, таковы, что требуют наиболее пристального изучения со стороны Суда и обоснованы только в исключительных обстоятельствах. Это в особенности касается прессы, поскольку новость является "скоропортящимся продуктом" и задержка в публикации, даже на короткий срок, может лишить ее ценности и интереса. Эта опасность также касается публикаций, за исключением периодических изданий, в которых рассматриваются актуальные вопросы (пункт 91 постановления).

В делах, касающихся предварительного запрета, подчеркнул Европейский Суд, правовая база требует обеспечения жесткого контроля над объемом запретов и эффективного судебного пересмотра с целью предотвращения превышения полномочий. В этом отношении, судебный пересмотр такой меры, на основе оценки конкурирующих интересов, поставленных на карту, и предназначенной для установления баланса между ними, является невозможным без правовой базы, содержащей точные и конкретные правила применения предварительных ограничений свободы выражения (пункт 92 постановления).

В рассматриваемом отношении Суд обратил внимание на довод заявителя, что "термин "публичные мероприятия, проводимые в нарушение установленной процедуры" в статье 15.3 Закона об информации является слишком широким и расплывчатым". Следовало отметить, что при отсутствии какого-либо официального толкования данного термина Верховным или Конституционным Судом, и учитывая, что Власти не представили примеров ограничительного толкования и применения этого термина в административной и судебной практике, представляется, что любое нарушение порядка проведения публичных мероприятий, независимо от того, насколько незначительным или безобидным оно является, может служить основанием для решения Генерального прокурора о блокировании доступа к интернет-сообщениям, содержащим призывы к участию в таком мероприятии. В силу этого доступ к таким сообщениям может быть заблокирован прокурором, как в настоящем деле, по той единственной причине, что в них содержатся призывы к участию в публичном мероприятии, которое не утверждено властями, без необходимости установления риска возникновения беспорядков или нарушения прав других лиц (пункт 93 постановления).

Суд отметил, что "Генеральный прокурор и его заместители могут дать распоряжение о блокировке всего веб-сайта или веб-страницы - например, всего аккаунта в социальной сети, как в настоящем деле - на том основании, что он содержит определенный незаконный материал. Статья 15.3 Закона об информации не требует от них рассматривать, необходимо ли блокировать полностью весь веб-сайт или веб-страницу, или только отдельный раздел, содержащий определенную опубликованную информацию, учитывая критерии, установленные и применяемые Судом согласно статье 10 Конвенции. Однако, такое обязательство прямо вытекает из Конвенции и практики ее институтов. В частности, статья 10 требует от властей принимать во внимание, помимо иных аспектов, тот факт, что такая мера, делая недоступными большие объемы информации, должна значительно ограничить права Интернет-пользователей и оказывает существенное побочное воздействие на материал, который не признан противоправным. Нет никакого доказательства в решениях национальных судов по настоящему делу, что эти факторы были приняты во внимание, когда весь аккаунт заявителя "VKontakte" был блокирован на том основании, что он содержал одну публикацию с незаконной информацией" (пункт 94 постановления).

Суд подчеркнул, что "осуществление Генеральным прокурором полномочий на блокировку интернет-сообщений, содержащих призывы к публичным мероприятиям, должно подлежать судебному пересмотру. Однако, широта свободы усмотрения исполнительных органов такова, что, возможно, будет трудно, если не невозможно, оспорить меру блокировки путем судебного пересмотра... Кроме того, в результате срока в один месяц, предоставляемого на рассмотрение жалоб в отношении судебного пересмотра... - в совокупности с запретом законодательства на проведение кампании за участие в публичном мероприятии до того, как такое мероприятие утверждено региональными или муниципальными властями..., и сжатыми сроками процедуры уведомления и утверждения... - отсутствует гарантия того, что жалоба на блокировку будет урегулирована до запланированной даты мероприятия. Суд [посчитал], что в делах, касающихся предварительного запрета на публикации, призывающие к участию в публичном мероприятии, должна иметься возможность добиться судебного пересмотра меры блокировки до даты соответствующего публичного мероприятия. След[овало] отметить, что информация, содержащаяся в сообщении, лишается какой-либо ценности и интереса после этой даты, и потому отмена блокировки по судебному пересмотру на этом этапе будет бессмысленной" (пункт 94 постановления).

Суд указал, что "процедура блокировки, предусмотренная статьей 15.3 Закона ["Об информации, информационных технологиях и о защите информации"], не содерж[ала] необходимых гарантий против злоупотребления, требуемых практикой Суда в отношении мер предварительного ограничения..., в частности, жесткого контроля за объемом запрета и эффективного судебного пересмотра с целью предупредить злоупотребление полномочиями" (пункт 97 постановления).

Суд отметил, что только в двух из четырех сообщений содержались призывы к участию в публичном мероприятии, запланированном заявителем. Суд не усмотрел таких призывов в первом и втором сообщениях. Национальные органы власти не пояснили, почему эти сообщения попали под меру блокировки, вместе с другими интернет-сообщениями, содержащими такие призывы (пункт 98 постановления).

В первой записи в его блоге заявитель прокомментировал недавнее задержание членов регионального правительства. Проблемы, поднятые в этой записи, имели первостепенное значение для жителей области. Они вызывали большой общественный интерес, и комментарии заявителя являлись частью продолжающейся политической дискуссии (пункт 99 постановления).

Во второй записи в своем блоге заявитель сообщил своим читателям, что местные власти отказали в утверждении места проведения пикетирования, запланированного им, и что вместо этого в том же месте и в то же время будет проведен "народный сход". Суд посчитал, что, информируя потенциальных участников о том, что публичное мероприятие не было утверждено в надлежащем порядке, заявитель распространял информацию, представляющую общественный интерес (пункт 100 постановления).

Суд повторил, что, "согласно его практике, высказывания по вопросам, представляющим общественный интерес, имеют право на сильную защиту... Следовательно, есть немного возможностей согласно пункту 2 статьи 10 Конвенции для ограничения политических высказываний или дискуссий по вопросам, представляющим общественный интерес..., и требуются очень убедительные основания для оправдания таких ограничений... Национальные органы власти не представили каких-либо оснований для блокировки доступа к двум из вышеупомянутых сообщений и не объяснили, почему на них была распространена мера блокировки, хотя эти сообщения и не содержали призывов к участию в публичном мероприятии, проводимом с нарушением установленной процедуры" (пункт 101 постановления).

Что касается третьей записи в блоге и сообщения в социальной сети, они содержали прямые призывы к участию в публичном мероприятии, в утверждении которого ранее местные власти отказали. В этой связи Суд также напомнил о важности того, чтобы органы государственной власти проявляли определенную степень толерантности по отношению к мирным незаконным собраниям (пункт 102 постановления).

Суд повторил, что, "как правило, недостаточно, чтобы вмешательство осуществлялось потому, что его предмет входит в определенную категорию или на него распространяется правовая норма, сформулированная в общих выражениях. Скорее требуется, чтобы это вмешательство было необходимым в конкретных обстоятельствах... Следовательно, отсутствие предварительной санкции и последующая "незаконность" деяния не дает властям свободы действия; они по-прежнему ограничены требованием соразмерности статьи 11... [Поэтому], тот факт, что заявитель нарушил установленный законом запрет на "проведение кампании" за участие в публичном мероприятии, которое не было согласовано в надлежащем порядке, не явля[лось] достаточным для того, чтобы оправдать вмешательство в его свободу выражения мнения. Суд должен [был] рассмотреть, было ли необходимым в демократическом обществе, учитывая факты и обстоятельства данного дела, блокировать соответствующие публикации" (пункт 103 постановления).

Суд отметил, во-первых, что "целью публичного мероприятия было выражение мнения по актуальной проблеме, представляющей общественный интерес, а именно, относительно недавнего ареста должностных лиц регионального правительства...". Во-вторых, "в утверждении публичного мероприятия было отказано на формальных основаниях - ввиду общего запрета на проведение публичных мероприятий в месте, выбранном заявителем, что Суд признал противоречащим Конвенции... - а не потому, что рассматриваемое мероприятие представляло риск возникновения беспорядков или совершения преступления или опасность для общественного порядка или прав других лиц". В-третьих, "оспариваемые сообщения в Интернете не содержали никаких призывов к насильственным, хулиганским или иного рода противоправным деяниям во время публичного мероприятия". В-четвертых, "ожидалось, что в мероприятии примут участие около пятидесяти человек... и, как утверждал заявитель и это не было оспорено Властями, выбранное место было закрыто для проезда транспорта... С учетом места проведения мероприятия, небольших его масштабов и его мирного характера, не было никаких оснований считать, что властям будет необходимо вмешаться с целью гарантировать спокойное проведение мероприятия и безопасность участников и прохожих, например, посредством изменения маршрутов общественного транспорта. Наконец, как отмечалось выше, заявитель прямо и четко заявил в своем блоге, что данное публичное мероприятие не было утверждено в надлежащем порядке. Поэтому он не пытался ввести в заблуждение потенциальных участников, уверяя их в том, что они будут участвовать в разрешенном мероприятии" (пункт 104 постановления).

По мнению Европейского Суда "нарушение порядка проведения публичного мероприятия в настоящем деле было незначительным и не создавало реального риска возникновения общественных беспорядков или совершения преступления. Оно также не могло отрицательно повлиять на общественную безопасность или затронуть права других лиц. В таких обстоятельствах Суд не убе[дился], что имелась "насущная социальная потребность" применить меры предварительного ограничения и блокировать доступ к оспариваемым Интернет-сообщениям, призывающим к участию в этом мероприятии, и тем самым, препятствовать выражению мнения по важному вопросу, представляющему общественный интерес" (пункт 105 постановления). Следовательно, было допущено нарушение статьи 10 Конвенции.

Заявитель также подал жалобу в соответствии со статьей 13 в совокупности со статьей 11 Конвенции, что ему не были предоставлены эффективные средства правовой защиты от предполагаемого нарушения права на проведение собрания.

Европейский Суд напомнил, что "статья 13 [Конвенции] гарантирует наличие средства правовой защиты на национальном уровне в отношении жалоб, которые в значении Конвенции могут считаться "небезосновательными" (пункт 64 постановления).

Суд повторил, что "эффективность" "средства правовой защиты" в значении статьи 13 [Конвенции] не зависит от определенности благоприятного исхода для заявителя. В то же время средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть эффективным не только на практике, но и по закону, в смысле воспрепятствования предполагаемому нарушению или сохранению оспариваемого положения дел или предоставления достаточного возмещения за любое нарушение, которое уже произошло" (пункт 65 постановления).

При этом, "[о]бъем обязательств Высоких Договаривающихся Сторон, предусмотренный статьей 13 [Конвенции], зависит от характера жалобы заявителя. Что касается жалоб по поводу ограничений свободы собрания, наложенных до даты запланированного собрания - таких как, например, отказ в предварительном разрешении или утверждении, когда они требуются - Суд уже отметил, что понятие эффективного средства правовой защиты подразумевает возможность получения судебного решения, подлежащего принудительному исполнению, касательно таких ограничений до запланированного времени проведения собрания" (пункт 66 постановления).

В недавнем деле "Лашманкин и другие против России" Суд признал, что "заявители не имели в распоряжении эффективного средства правовой защиты, чтобы оспорить отказы в утверждении места или времени проведения публичного мероприятия или формы проведения такового. Средство правовой защиты в виде судебного пересмотра согласно [в том числе] бывшей [главе] 25 Гражданско-процессуального кодекса... имело два недостатка, которые делали его неэффективным в отношении статьи 13 [Конвенции]. Во-первых, оно не позволяло получить судебное решение, подлежащее принудительному исполнению, в отношении отказа властей утвердить место, время или способ проведения публичного мероприятия до запланированной даты. Во-вторых, область его применения ограничивалась рассмотрением законности предложения об изменении места, времени или способа проведения публичного мероприятия, и не включала оценку его "необходимости в демократическом обществе" и "соразмерности" (пункт 67 постановления).

Суд отметил, что, "...15 сентября 2015 года вступил в силу... Кодекс административного судопроизводства (далее - "КАС"), реформирующий действующий порядок судебного пересмотра. Он предусматривает, в частности, что жалобы на решения органов власти в отношении изменений, касающихся целей, места, типа или формы проведения публичного мероприятия, должны рассматриваться районным судом, и, если возможно, также апелляционные жалобы, до запланированной даты мероприятия. Если суд удовлетворяет жалобу, он требует от властей или должностных лиц устранить нарушение прав заявителя - в частности, определяя конкретные меры, которые необходимо принять - и устанавливает сроки. Вынесенное судебное решение подлежит немедленному исполнению... Суд [посчитал], что указанные изменения в национальном законодательстве устранили первый недостаток, установленный в постановлении по делу "Лашманкин и другие против России", с этого момента позволяя получить судебное решение, подлежащее принудительному исполнению, в отношении отказа властей утвердить место, время или способ проведения публичного мероприятия до запланированной даты такового" (пункт 68 постановления).

Что касается второго недостатка, Суд отметил, что "КАС дублирует по существу правовые положения об объеме судебного пересмотра, которые были изучены и признаны неверными в деле "Лашманкин и другие против России". КАС предусматривает, что законность оспариваемого решения или действия - понимаемая в смысле соблюдения правил компетенции, процедуры и содержания - остается единственным значимым вопросом, рассматриваемым в ходе судебного пересмотра... Следовательно, второй недостаток, установленный в деле "Лашманкин и другие против России", [не] был исправлен КАС. В этой связи можно заметить, что в настоящем деле национальные суды не установили справедливый баланс между частными и общественными интересами, постановив, что заявитель не имел права выбирать место проведения публичного мероприятия и что предложение об изменении места, таким образом, ограничивало его право на свободу собрания. Этот вывод прямо противоречит стандартам, установленным Судом согласно статье 11 [Конвенции]..." (пункт 69 постановления).

Суд принял во внимание постановление Верховного Суда от 26 июня 2018 года <10>, в котором дается указание национальным судам, что при рассмотрении жалоб в соответствии с КАС против решений властей об изменении целей, места, типа или способа проведения публичного мероприятия, они должны оценивать, было ли вмешательство со стороны органов власти в право на свободу публичных собраний законным, необходимым и соразмерным законной цели, и в частности, были ли причины такого вмешательства, представленные властями, существенными и достаточными. Суд с удовлетворением отметил эти указания, но [посчитал], что они были изданы после событий, рассматриваемых в настоящих делах. Ему придется подождать, когда представится возможность изучить практику российских судов после указанного постановления, чтобы оценить, как на практике выполняются эти указания (пункт 70 постановления).

--------------------------------

<10> Речь идет о постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 июня 2016 г. N 28 "О некоторых вопросах, возникающих у судов при рассмотрении административных дел и дел об административных правонарушениях, связанных с применением законодательства о публичных мероприятиях".

Суд заключил, что "национальное законодательство, которое действовало в период с 15 сентября 2015 года по 26 июня 2018 года, не предоставляло эффективного средства правовой защиты, так как объем пересмотра единственного доступного средства правовой защиты ограничивался рассмотрением законности предложения об изменении места, времени или способа проведения публичного мероприятия, и не включал оценку его "необходимости" и "соразмерности" (пункт 71 постановления). Соответственно, в связи с этим по настоящему делу было допущено нарушение статьи 13 Конвенции.

См. также вышеприведенные постановления Европейского Суда по жалобам N 53545/13 "Макарова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 26 марта 2019 г.), N 42294/13 "Белан и Свидерская против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 12 февраля 2019 г.), N 31475/10 "Анненков и другие против Российской Федерации" (вынесено 25 июля 2017 г., вступило в силу 25 октября 2017 г.), а равно нижеприведенное постановление Европейского Суда по жалобам N 23814/15 "Мучник и Мордовии против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 12 февраля 2019 г.), которыми установлены нарушение статьи 11 Конвенции.