практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 51933/08 "Мурдаловы против Российской Федерации" (вынесено 31 марта 2020 года, вступило в силу 31 июля 2020 года), которым установлено отсутствие нарушения требований статьи 3 Конвенции в связи с жестоким обращением с М.

Как усматривалось из текста постановления, национальные суды установили, что М. подвергся жестокому обращению со стороны милиционера Л. с целью заставить М. стать информатором милиции. Такое обращение неизбежно вызвало у него тяжелые моральные и физические страдания. Оно привело к серьезным травмам, таким как травма головы с потерей сознания, нарушение дыхания, открытый перелом левой руки и рваное ухо, которые представляли собой серьезный вред его здоровью. Учитывая цель, продолжительность и интенсивность жестокого обращения, а также вред, причиненный здоровью М., Суд пришел к выводу, что степень тяжести жестокого обращения равносильна пытке в значении статьи 3 Конвенции (пункты 73 - 74 постановления).

Суд признал, что выводы национальных судов равнозначны признанию нарушения статьи 3 Конвенции <5>. Вопрос о том, получил ли заявитель компенсацию, сопоставимую со справедливой компенсацией, предусмотренной статьей 41 Конвенции - за ущерб, причиненный в результате обращения, которое противоречило статье 3, - важен при определении того, было ли возмещено нарушение Конвенции.

--------------------------------

<5> 29 марта 2005 года Октябрьский районный суд города Грозного признал милиционера Л. виновным в совершении преступлений по статьям 111 ("Причинение тяжкого вреда здоровью"), 286 ("Превышение должностных полномочий") и 292 ("Служебный подлог") Уголовного кодекса Российской Федерации, приговорил его к одиннадцати годам лишения свободы и запретил ему заниматься правоохранительной деятельностью в течение трех лет. Суд установил, что милиционер Л. подвергал М. жестокому обращению, нанося ему удары кулаками, ногами и дубинками с целью заставить его стать информатором милиции.

Оценивая размер компенсации, присужденной национальным судом, Суд на основе имеющихся в его распоряжении материалов рассматривает, что он сделал бы в такой же ситуации. Суд неоднократно подтверждал, что установление факта нарушения не является достаточным основанием для справедливой компенсации в случаях жестокого обращения, которому подвергаются лица, находясь в руках милиции или других представителей государства. К факторам, имеющим отношение к определению размера компенсации в соответствии со статьей 41 Конвенции в таких случаях, относятся серьезность нарушения статьи 3 и вред, причиненный жертве. Даже если метод расчета, предусмотренный внутригосударственным правом, не соответствует в точности критериям, установленным Судом, анализ прецедентной практики должен позволять национальным судам присуждать суммы, которые не являются необоснованными по сравнению с решениями, вынесенными Судом по аналогичным делам (пункты 76 - 78 постановления).

Переходя к вопросу о размере компенсации, присужденной за жестокое обращение с М., Суд отметил, что национальные суды присудили первому заявителю 11 500 евро в качестве компенсации морального вреда, причиненного жестоким обращением с его сыном. Теперь задача Суда состояла в том, чтобы рассмотреть вопрос, являлась ли эта сумма разумной по сравнению с решениями, вынесенными Судом по аналогичным делам.

Европейский Суд обратил внимание на то, что он часто присуждал справедливую компенсацию за моральный вред, не выделяя размер справедливой компенсации, присужденной в отношении каждого установленного нарушения. В подавляющем большинстве случаев, аналогичных рассматриваемому, были признаны нарушенными как материально-правовые, так и процессуальные аспекты статьи 3 Конвенции. Во многих других случаях решения Суда покрывали моральный вред, причиненный нарушением различных статей Конвенции, в дополнение к нарушениям статьи 3 Конвенции. Во многих делах против Российской Федерации, где Суд устанавливал нарушение статьи 3 Конвенции вследствие жестокого обращения, равносильного пытке, он присуждал заявителям справедливую компенсацию морального вреда в размере от 15 000 до 70 000 евро (см., например, постановление Комитета от 17 июля 2018 года по делу "Ворошилов против Российской Федерации" (Voroshilov v. Russia), жалоба N 59465/12, пункт 42, где Суд установил нарушение процессуального и материального аспекта статьи 3 и присудил заявителю 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда, и постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 года по делу "Хашиев и Акаева против Российской Федерации" (Khashiyev and Akayeva v. Russia), жалобы N N 57942/00 и 57945/00, пункт 193, где родственники заявителей были убиты после пыток и Суд присудил первому и второму заявителям соответственно 15 000 и 20 000 евро; ср. с постановлением Европейского Суда от 24 октября 2017 года по делу "Девяткин против Российской Федерации" (Devyatkin v. Russia), жалоба N 40384/06, пункты 42 - 44 - где заявитель подвергался пыткам, когда он был еще несовершеннолетним, и Суд присудил ему 50 000 евро в качестве компенсации морального вреда, причиненного нарушением статьи 3 Конвенции, а также постановление Европейского Суда от 24 января 2008 года по делу "Маслова и Налбандов против Российской Федерации" (Maslova and Nalbandov v. Russia), жалоба N 839/02, пункты 135 - 136, где первая заявительница подверглась неоднократному изнасилованию и жестокому обращению, что представляло собой нарушение статьи 3 Конвенции, и Суд присудил ей 70 000 евро в качестве справедливой компенсации морального вреда). По всем этим делам Суд принимал во внимание принципы, установленные в его прецедентной практике (пункт 80 постановления).

Что касается вопроса о том, было ли расследование эффективным по факту жестокого обращения, Суд отметил, уголовное дело по факту похищения М. было возбуждено через пять дней после похищения и через два дня после того, как первый заявитель подал жалобу в прокуратуру. Впоследствии по ходатайству первого заявителя следователи выделили часть дела о жестоком обращении с М. в отношении милиционеров П. и М. Из представленных документов усматривалось, что следователи предприняли ряд шагов, в том числе объявили милиционеров П. и М. в розыск и затем задержали их. Кроме того, был допрошен ряд свидетелей, в том числе милиционеры и заключенные из ИВС, где содержался М., а также было назначено несколько судебных экспертиз. Представленные документы продемонстрировали, что единственным доказательством причастности милиционеров П. и М. к жестокому обращению с М. было заявление милиционера Л. (которое он отозвал). В ходе расследования милиционер Л. несколько раз менял свои показания, чтобы преуменьшить свою роль в жестоком обращении с М. и привлечь к ответственности других милиционеров. Тем не менее, учитывая выводы следствия в отношении милиционеров П. и М., а также отсутствие доказательств, свидетельствующих об их причастности к жестокому обращению, следователи прекратили уголовное дело в отношении них в связи с отсутствием состава преступления. Материалы дела в том виде, в каком они находились в Суде, не содержали никаких доказательств обратного (пункт 83 постановления).

В рассматриваемом отношении Суд подчеркнул, что статья 3 Конвенции не может быть истолкована как налагающая на власти требование начать судебное преследование независимо от имеющихся доказательств. Учитывая эти обстоятельства, тот факт, что милиционеры М. и П. не были привлечены к ответственности за жестокое обращение с М., не обязательно означал, что расследование этого дела было неэффективным (пункт 84 постановления). Принимая во внимание вышеизложенное и представленные доказательства, Суд не смог согласиться с первым заявителем в том, что, не предъявив обвинения должностным лицам М. и П., власти не выполнили своего процессуального обязательства по статье 3 Конвенции.

Поскольку первый заявитель ссылался на милиционера Л., Суд отметил, что расследование в отношении него привело к тому, что он был привлечен к уголовной ответственности за жестокое обращение с М. В этой связи Суд сначала оценил оперативность разбирательства. Он установил, что М. был доставлен в милицию 2 января 2001 года. Уголовное дело по факту похищения М. было возбуждено 5 января 2001 года, а два года спустя, 10 февраля 2003 года, в отношении милиционеров (в том числе милиционера Л.) было начато уголовное судопроизводство по факту жестокого обращения с ним. Представленные документы и (в частности) приговор свидетельствовали о том, что в ходе судебного разбирательства был предпринят ряд следственных мер, которые были завершены 29 марта 2005 года, когда суд признал милиционера Л. виновным (пункт 86 постановления).

Суд далее перешел к анализу вопроса о том, был ли приговор, вынесенный милиционеру Л., достаточным для выполнения позитивного обязательства властей по статье 3 Конвенции.

Суд обратил внимание на то, что процессуальные требования статьи 3 Конвенции выходят за рамки стадии предварительного следствия, когда расследование приводит к возбуждению судебного разбирательства в национальных судах: судопроизводство в целом, включая стадию судебного разбирательства, должно соответствовать требованиям запрета, закрепленного в статье 3. Это означает, что национальные судебные власти ни при каких обстоятельствах не должны оставлять безнаказанными причиненные физические или психологические страдания. Это имеет важное значение для поддержания доверия общественности к верховенству права и для предупреждения проявления толерантности или пособничества незаконным действиям со стороны органов власти. Суд также подчеркнул важность временного отстранения сотрудника от занимаемой им должности при нахождении под следствием или во время или после судебного разбирательства, а также его увольнения, в том случае, если суд признает его виновным (пункт 88 постановления).

Как усматривалось из текста постановления, милиционер Л. был признан виновным в соответствии с обвинением и приговорен к одиннадцати годам лишения свободы и лишению права работать в правоохранительных органах в течение следующих трех лет. Несмотря на то, что он пытался добиться смягчения своего приговора путем обжалования приговора на трех уровнях юрисдикции, эти меры не дали существенных результатов, поскольку его приговор за злоупотребление должностными полномочиями и жестокое обращение с М. был сокращен всего на один год до десяти лет лишения свободы. Этот приговор не был минимально предусмотренным внутригосударственным правом, и он также не был приостановлен - милиционер Л. отбыл свой срок в полном объеме (пункт 89 постановления).

Принимая во внимание вышеизложенное и представленные доказательства, Суд счел, что сумма, присужденная первому заявителю национальными судами в качестве компенсации за пытки М., представлялась разумной. Суд также пришел к выводу, что власти государства-ответчика выполнили свои обязательства по статье 3 Конвенции о проведении эффективного расследования по факту жестокого обращения с М. С учетом вышеизложенных выводов Суд поддержал заявление властей касательно утраты первым заявителем статуса жертвы.

В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по правам человека по жалобам:

- N 47222/07 и N 47223/07 "Абубакарова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 4 июня 2019 года);

- N 17054/06 "Алихановы против Российской Федерации" (вынесено 28 августа 2018 года, вступило в силу 28 ноября 2018 года);

- N 12642/13 "Байсултанова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 24 сентября 2019 года);

- N 14196/08 "Бицаева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 23 октября 2018 года);

- N 44658/12 "Вацаева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 21 января 2020 года);

- N 688/11 "Гаева против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 23 июня 2020 года);

- N 44776/09 "Ганатова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 24 сентября 2019 года);

- N 32400/12 "Данилины против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 6 октября 2020 года);

- N 31143/11 "Джамахаджиев и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 27 августа 2019 года);

- N 46935/18 "Елхороев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 6 октября 2020 года);

- N 19/16 "Идрисова против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 21 января 2020 года);

- N 53074/12 "Ижаева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 14 января 2020 года);

- N 53075/08 "Исаева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 28 мая 2019 года);

- N 50556/08 "Кукурхоева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 22 января 2019 года);

N 50606/08 "Межидовы и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 23 октября 2018 года);

N 51933/08 "Мурдаловы против Российской Федерации" (вынесено 31 марта 2020 года, вступило в силу 31 июля 2020 года);

N 13916/12 "Мухтарова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 4 июня 2019 года);

N 10229/10 "Накани и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 8 октября 2019 года);

N 9782/08 "Оздоев и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 27 августа 2019 года);

N 5632/10 "Орлов и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 14 марта 2017 года);

N N 2297/15 и 21260/16 "С.А. и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 14 января 2020 года);

N 36963/09 "Саидова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 21 января 2020 года);

N 36962/09 "Тазуева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 22 января 2019 года);

N 44116/10 "Тимербулатова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 21 января 2020 года);

N 33731/14 "Угурчиев и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 года);

N 76635/11 "Ужахов и Албагачиева против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 23 июня 2020 года);

N 36875/11 "Хакимова и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 8 октября 2019 года);

N 6636/09 "Хамхоева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 28 мая 2019 года);

N 16397/07 "Цакоевы против Российской Федерации" (вынесено 2 октября 2018 года и вступило в силу 2 января 2019 года);

N 2660/12 "Эсамбаева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 4 июня 2019 года);

N 5374/07 "Яндаева и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 4 декабря 2018 года),

которыми установлены нарушения статьи 3 Конвенции в связи с необеспечением прав граждан не подвергаться бесчеловечному обращению в период проведения контртеррористических операций.