практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 29290/10 "Коростелев против Российской Федерации" (вынесено 12 мая 2020 года, вступило в силу 12 августа 2020 года), которым установлено нарушение статьи 9 Конвенции в связи с нарушением права заявителя на свободу вероисповедования. Заявитель жаловался на то, что дисциплинарное производство, возбужденное против него за совершение актов поклонения в ночное время и отсутствие у него возможности исполнять свой религиозный долг в исправительном учреждении, нарушали статью 9 Конвенции.

Суд напомнил: "свобода мысли, совести и религии является одной из основ "демократического общества" по смыслу Конвенции. Данная свобода является, в религиозном измерении, одним из наиболее важных элементов, из которых складывается личность верующих и их мировоззрение. Она же является и ценнейшим достоянием атеистов, агностиков, скептиков и незаинтересованных лиц. Плюрализм, неотделимый от демократического общества, который дорогой ценой завоевывался на протяжении веков, зависит от этого права. Эта свобода влечет за собой, помимо прочего, свободу придерживаться или не придерживаться религиозных убеждений и исповедовать или не исповедовать религию" (пункт 46 постановления).

Было обращено внимание на то, что, по мнению Европейского Суда, свобода вероисповедания является, главным образом, вопросом индивидуальной мысли и совести. Данный аспект права, определенный в первом пункте статьи 9 Конвенции, а именно - право придерживаться любых религиозных убеждений и менять религию или веру, является абсолютным и безоговорочным. Тем не менее, как определено далее в пункте 1 статьи 9, свобода вероисповедания включает свободу исповедовать свои убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком. Проявление религиозного убеждения может принимать форму богослужения, обучения, отправления религиозных обрядов и наблюдения. Свидетельствование на словах и делах связано с существованием религиозных убеждений. Так как проявление одним лицом его религиозного убеждения может влиять на других лиц, то составители Конвенции квалифицировали этот аспект свободы вероисповедания способом, определенным в пункте 2 статьи 9. Указанный второй пункт предусматривает, что ограничения, налагаемые в отношении свободы исповедовать свою религию или убеждения, должны быть предусмотрены законом и являться необходимыми в демократическом обществе для одной или нескольких законных целей, определенных в данном пункте (пункт 47 постановления).

Суд отметил, что в постановлении от 7 декабря 2010 года по делу "Якубский против Польши", касающемуся доступа буддийского заключенного к диете без мяса, была отражена следующая его правовая позиция: если решение о принятии специальных мер для одного заключенного в рамках системы может иметь финансовые последствия для учреждения содержания под стражей и, таким образом, косвенно влиять на качество обращения с другими заключенными, то должен быть установлен справедливый баланс между интересами учреждения, других заключенных и конкретными интересами заявителя (пункт 48 постановления).

Стороны не оспаривали тот факт, что наложение дисциплинарного наказания на заявителя было равносильно вмешательству в его право на свободу вероисповедания. В этой связи Суд последовательно заявлял, что применение административных или уголовных санкций за проявление религиозных убеждений является вмешательством в права, гарантированные в соответствии с пунктом 1 статьи 9 Конвенции. Кроме того, Суд счел, что дисциплинарное наказание, наложенное на заявителя, даже в такой мягкой форме, как выговор, равносильно вмешательству в его права, закрепленные в статье 9 Конвенции (пункт 50 постановления).

Суд отметил, что заявителю был объявлен выговор за нарушение тюремного распорядка и за игнорирование приказа тюремных надзирателей вернуться на свое спальное место. Исследовав имеющиеся материалы, Суд пришел к выводу: дисциплинарное производство, возбужденное в отношении заявителя, имело юридическую основу в российском законодательстве (пункт 52 постановления).

У Суда возникли определенные сомнения в том, что оспариваемая мера преследовала цели, на которые опирались власти. Однако он счел, что этот вопрос тесно связан с вопросом о том, была ли мера "необходимой в демократическом обществе" (пункт 56 постановления).

Суд вновь заявил, что во время своего тюремного заключения осужденные продолжают пользоваться всеми основными правами и свободами, за исключением права на свободу. Соответственно, по мнению Суда, при лишении свободы лицо не лишается своих конвенционных прав, включая право на свободу вероисповедания, так что любое ограничение этого права должно быть оправдано в каждом отдельном деле (пункт 57 постановления).

Суд установил - из представления властей и выводов внутригосударственных органов властей следовало, что единственной причиной для привлечения заявителя к дисциплинарной ответственности была формальная несовместимость его действий с тюремным распорядком и попытка государства обеспечить полное и безоговорочное соблюдение этого распорядка каждым заключенным (пункт 58 постановления).

Суд признал важность тюремной дисциплины, однако он не согласился с таким формальным подходом, который явно игнорировал индивидуальную ситуацию заявителя и не учитывал требование установления справедливого баланса между конкурирующими частными и общественными интересами (пункт 59 постановления).

Обращаясь к этим конкурирующим интересам, Суд признал, что для заявителя было особенно важно соблюдать свою обязанность совершать акты поклонения в то время, когда это предусмотрено его религиозными убеждениями. Эту обязанность нужно было выполнять каждый день, не в последнюю очередь во время Рамадана (пункт 60 постановления).

Суд не смог усмотреть ничего, что указывало бы на то, что соблюдение заявителем намаза в ночное время представляло бы какую-либо угрозу для порядка и безопасности в тюрьме. Заявитель не использовал опасные предметы и не пытался участвовать в коллективном поклонении в большой группе вместе с другими заключенными (пункт 61 постановления).

Кроме того, продолжил Суд, поклонение заявителя не беспокоило лиц, содержащихся под стражей и тюремную охрану, поскольку он совершал намаз во время одиночного заключения и, насколько можно судить из материалов, представленных Суду, не производил никакого шума или других тревожных факторов. Не было никакого вмешательства в распорядок дня заключенных, включая оказание помощи в проведении следственных действий или участие в слушаниях дел в суде. Наконец, не представлялось, что совершение намаза оставляло заявителя истощенным или могло подорвать его здоровье или способность участвовать в уголовном судопроизводстве (пункт 62 постановления).

Несмотря на доводы властей о том, что заявитель мог совершать поклонения в другое время, чем предписано тюремным распорядком, Суд отметил, что в распорядке, представленном заявителем и не оспариваемом властями, прямо не было указано "время для поклонения" или "личное время", которое могло бы использоваться по усмотрению заключенных. Такая практика противоречила рекомендации Европейских пенитенциарных правил о том, что "тюремный режим должен быть организован настолько, насколько это практически возможно, чтобы заключенные могли исповедовать свою религию и следовать своим убеждениям...". Тюремное руководство вовсе не было лишено возможности уважать желание заявителя соблюдать намаз, принимая во внимание, что в обстоятельствах дела никаких особых договоренностей со стороны правительства не требовалось (пункт 63 постановления).

Суд подчеркнул, что, являясь формой дисциплинарного наказания, выговор не только уменьшал шансы заявителя на досрочное освобождение, смягчение тюремного режима или получение поощрения, но и оказывал сдерживающее воздействие на других заключенных. Пропорциональность этой санкции не была должным образом оценена национальными судами. Последние ограничились расследованием вопроса о том, нарушило ли поведение заявителя тюремный распорядок или нет. Они не смогли определить законную цель оспариваемого вмешательства в свободу вероисповедания заявителя или подвести итоги рассмотрения дела (пункт 64 постановления).

Суд пришел к выводу: вмешательство в свободу вероисповедания заявителя в результате его дисциплинарного наказания не обеспечило справедливого баланса между конкурирующими интересами и было несоразмерно целям, упомянутым властями. Поэтому его нельзя считать необходимым в демократическом обществе по смыслу второго абзаца статьи 9 в конкретных обстоятельствах данного дела. Соответственно, имело место нарушение статьи 9 Конвенции.