1.3.5

Несмотря на то, что понимание справедливости, утвердившееся в практике Конституционного Суда и отражающее фундаментальные представления о ней континентальной правовой традиции, усматривает в ней и правовую ценность, и принцип правового регулирования, не сводя обеспечение справедливости лишь к соблюдению надлежащей процедуры, тем не менее право на судебную защиту трактуется в качестве безусловно необходимой гарантии справедливости.

Среди всех гарантий соблюдения принципа справедливости важнейшее значение имеют юрисдикционные гарантии. В этой связи многие решения Конституционного Суда направлены на обеспечение эффективной судебной защиты, которая, служа обеспечению принципа справедливости, сама должна соответствовать ему и в институциональном, и в процессуальном аспектах.

Дискреция федерального законодателя в регулировании отношений, определяющих реализацию права на доступ к правосудию и права на законный суд, не является абсолютной и не освобождает его от обязанности при конкретизации конституционных предписаний, в том числе относительно суда с участием присяжных заседателей как законного состава суда по уголовным делам применительно к определенным категориям преступлений, действовать правомерным образом, то есть исходя из необходимости обоснованной дифференциации процессуальных форм судебной защиты при сохранении баланса конституционных ценностей и соблюдения принципа правовой определенности, не допуская несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина и при безусловном обеспечении равенства всех перед законом и судом и равноправия.

Оценивая конституционность более сокращенного перечня оснований для отвода арбитражного заседателя, чем предусмотренный в отношении судей арбитражных судов, Конституционный Суд, указав, что целью существования институтов отвода и самоотвода судьи являются обеспечение беспристрастности суда и что обстоятельства, выступающие основанием для отвода судьи, в равной мере позволяют усомниться в беспристрастности арбитражного заседателя, пришел к выводу о нарушении законодателем, предусмотревшим сокращенный перечень оснований для отвода арбитражного заседателя, конституционного принципа равенства и допущении им возможности формирования состава суда, не отвечающего критерию беспристрастности (Постановление от 25 марта 2008 года N 6-П).

Право на судебную защиту, признаваемое и гарантируемое согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, а также в соответствии с Конституцией, по смыслу выраженных Конституционным Судом правовых позиций, не подлежит ограничению и предполагает наличие гарантий, позволяющих реализовать его в полном объеме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям равенства и справедливости. Отсутствие необходимого правового механизма не может приостанавливать реализацию вытекающих из Конституции прав и законных интересов граждан (постановления от 6 июня 1995 года N 7-П, от 13 июня 1996 года N 14-П, от 28 октября 1999 года N 14-П, от 22 ноября 2000 года N 14-П, от 14 июля 2003 года N 12-П, от 12 июля 2007 года N 10-П, от 31 марта 2015 года N 6-П, от 5 июля 2016 года N 15-П, от 9 апреля 2020 года N 16-П).

Право на судебную защиту как универсальное средство защиты прав и свобод человека и гражданина выполняет обеспечительно-восстановительную функцию в отношении всех других прав и свобод, что предопределено назначением судебной власти и прерогативами правосудия, в том числе в осуществлении судебного контроля в отношении решений и действий (бездействия) субъектов публичной власти. Поскольку лицо в публично-правовых отношениях с его участием не может быть объектом государственной деятельности и состоит в них как полноправный субъект с возможностью защищать свои права и свободы всеми не запрещенными законом способами и спорить с государством в лице любых его органов, постольку и гарантии судебной защиты должны быть достаточными, чтобы обеспечить конституционным правам и свободам эффективное действие (постановления от 3 мая 1995 года N 4-П, от 6 июня 1995 года N 7-П, от 2 июля 1998 года N 20-П, от 20 апреля 2006 года N 4-П, от 22 апреля 2011 года N 5-П, от 27 декабря 2012 года N 34-П, от 22 апреля 2013 года N 8-П, от 31 марта 2015 года N 6-П, от 27 октября 2015 года N 28-П, от 11 июля 2017 года N 20-П).

Так, например, конституционно установленный запрет на произвольное изъятие имущества в нарушение права собственности и вопреки конституционным гарантиям его защиты предполагает недопустимость отказа в праве на судебную защиту и включает среди прочего процессуальное обеспечение указанных прав и гарантий, исключающее, по общему правилу, лишение лица его имущества судебным актом по делу, если такое лицо не вправе в этом деле участвовать (Постановление от 15 октября 2020 года N 41-П).

В этой связи на законодателе лежит обязанность устанавливать институциональные и процедурные условия осуществления процессуальных прав, которые отвечали бы требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты и тем самым обеспечивали бы справедливость судебного решения, без чего недостижим баланс публично-правовых и частно-правовых интересов. Игнорирование законодателем принципа процессуальной экономии влечет неоправданное и лишенное смысла использование временных, финансовых и кадровых ресурсов государства для рассмотрения дела (постановления от 19 марта 2010 года N 7-П, от 19 июля 2011 года N 17-П; определения от 15 мая 2002 года N 110-О, от 19 декабря 2019 года N 3500-О).

Закрепляя способы и процедуры судебной защиты применительно к отдельным видам судопроизводства и категориям дел, законодатель должен учитывать особенности соответствующих материальных правоотношений, характер рассматриваемых дел, а также соблюдать принципы, лежащие в основе организации и осуществления правосудия, разграничения судебной юрисдикции, обеспечения прав и свобод человека и гражданина. Не вправе отступать от этих требований и правоприменитель при уяснении смысла и толковании норм применяемого закона (постановления от 28 мая 1999 года N 9-П, от 21 марта 2007 года N 3-П, от 17 января 2008 года N 1-П, от 31 января 2011 года N 1-П, от 14 июля 2011 года N 16-П.; Определение от 18 июля 2019 года N 1890-О).

Конституционные права и свободы гарантируются в том числе судебным нормоконтролем за соответствием правовых актов актам большей юридической силы, и, в конечном итоге, Конституции, имеющей высшую юридическую силу.

В этой связи исходящие от правоприменительных органов и оказывающие воздействие на правоприменительную деятельность акты толкования подлежат судебной проверке, даже не будучи номинально нормативными актами. В частности, поскольку в силу принципа ведомственной субординации территориальные налоговые органы обязаны в правоотношениях с налогоплательщиками руководствоваться исходящими от Федеральной налоговой службы разъяснениями норм налогового законодательства - такие акты опосредованно, через правоприменительную деятельность должностных лиц налоговых органов, приобретают, по сути, обязательный характер и для неопределенного круга налогоплательщиков, постольку, указывает Конституционный Суд, отказ в судебной проверке разъяснений, обладающих нормативными свойствами, но по форме не являющихся нормативными правовыми актами, фактически пролонгирует их действие в правоприменительной налоговой практике в качестве официального нормативного толкования соответствующих законоположений, которое может противоречить их действительному смыслу и притом распространяется на неопределенный круг лиц (Постановление от 31 марта 2015 года N 6-П).

Также, проверив конституционность ряда положений Гражданского кодекса Российской Федерации и Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, Конституционный Суд указал на обязанность арбитражного суда, рассматривающего гражданское дело, проверить нормативный правовой акт, подлежащий применению в данном гражданском деле (включая утративший юридическую силу), на соответствие иному нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, в том числе если о противоречии между ними заявляет лицо, участвующее в деле, и в случае установления такого противоречия вынести решение в соответствии с нормативным правовым актом, имеющим большую юридическую силу (Постановление от 6 декабря 2017 года N 37-П).

С учетом того, что в полном объеме защита от последствий произвольного нормотворчества обеспечивается возможностью пересмотра судебных актов, в основу которых положены нормативные правовые акты, признанные впоследствии недействующими в судебном порядке, Конституционный Суд по результатам проверки конституционности положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации признал возможность пересмотра по новым обстоятельствам вступившего в законную силу судебного акта арбитражного суда по требованию лица, в связи с административным иском которого положенный в основу указанного судебного акта нормативный правовой акт был признан недействующим судом общей юрисдикции. При этом арбитражному суду следует исходить из того, что в деле обратившегося за таким пересмотром лица данный нормативный правовой акт в части, признанной не соответствующей иному нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, применяться не может - вне зависимости от того, с какого момента он признан недействующим (Постановление от 6 июля 2018 года N 29-П).

Поскольку гражданское судопроизводство, посредством которого осуществляют судебную власть суды общей юрисдикции и арбитражное судопроизводство, в основных своих началах и чертах должно быть единообразным (Постановление от 17 октября 2017 года N 24-П), постольку соответствующие выводы были в дальнейшем распространены Конституционным Судом на судопроизводство, осуществляемое по правилам Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (Постановление от 11 января 2019 года N 2-П) и Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации (Постановление от 25 февраля 2020 года N 9-П).

Одним из эффективных способов судебной защиты основных прав и свобод является контроль за административным правоприменением.

Государство обязано обеспечить доступ к судебной защите, в том числе возможность использования предусмотренных процессуальным законодательством средств доказывания с учетом специфики соответствующих категорий дел, лицам, которые полагают свои экономические права нарушенными ввиду незаконного и (или) необоснованного вмешательства институтов публичной власти, не исключая финансовых властей, в их хозяйственную деятельность с применением избыточного принуждения с несправедливым предпочтением интересов организации управления, надзора и контроля вопреки конституционным установлениям о высшей ценности прав и свобод человека и гражданина. Отказ в доступе к средствам судебной защиты, указывает Конституционный Суд, поощрял бы институты государства, включая финансовые, к утверждению господства публичных интересов над правами и свободами человека и гражданина в контрольно-надзорной деятельности и в практике государственного принуждения вопреки статье 18 Конституции, в силу которой смысл, содержание, применение законов и деятельность всех видов публичной власти определяют именно права и свободы человека и гражданина, обеспеченные правосудием (Определение от 11 апреля 2019 года N 867-О).

Законоположение, связывающее возможность удовлетворения арбитражным судом заявления об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) органов, осуществляющих публичные полномочия, должностных лиц с выявлением арбитражным судом нарушения оспариваемым решением или действием (бездействием) прав и свобод заявителя (часть 1 статьи 198 АПК Российской Федерации), конкретизирует общее правило, согласно которому любому лицу судебная защита гарантируется исходя из предположения, что права и свободы, о защите которых просит лицо, ему принадлежат и были нарушены либо существует реальная угроза их нарушения (Определение от 29 мая 2018 года N 1283-О).

В этой связи, как было разъяснено Конституционным Судом, положения Налогового кодекса Российской Федерации, регулирующие процедуру принудительного взыскания сумм налоговой задолженности, в том числе с физических лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность, не предполагают произвольного и не ограниченного судебным контролем применения порядка ее взыскания. В случае обжалования актов налоговых органов, действий их должностных лиц по заявлению налогоплательщика исполнение обжалуемых актов, совершение обжалуемых действий могут быть приостановлены вышестоящим налоговым органом или судом (Определение от 29 мая 2019 года N 1437-О, от 15 июля 2010 года N 1072-О-О, от 4 июня 2009 года N 1032-О-О).

При этом положение Налогового кодекса Российской Федерации, устанавливающее один из возможных вариантов действий вышестоящего налогового органа по результатам рассмотрения апелляционной жалобы налогоплательщика, а именно отмену решения нижестоящего налогового органа полностью или в части, направлено, отмечает Конституционный Суд, на реализацию процедуры оспаривания ненормативных актов нижестоящего налогового органа с целью проверки правомерности его деятельности и - при наличии возможности последующего судебного контроля за решением вышестоящего налогового органа - является гарантией защиты прав и законных интересов налогоплательщиков (Определение от 27 февраля 2018 года N 527-О).

Правила осуществления выездной налоговой проверки, предполагающие возможность пересмотра размера налоговой обязанности налогоплательщика за конкретный налоговый период по сравнению с ранее установленным ее размером в рамках камеральной налоговой проверки, будучи обеспеченными судебным контролем, представляют собой механизм определения действительного размера налоговой обязанности налогоплательщика, необходимый с точки зрения соблюдения баланса частных и публичных интересов (определения от 18 июля 2019 года N 2116-О, от 10 марта 2016 года N 571-О).

Ранее Конституционным Судом была признана неконституционность исключения в административном порядке (по решению регистрирующего органа) из ЕГРЮЛ юридического лица, имеющего признаки недействующего, в отношении которого судом по заявлению кредитора введена процедура банкротства, что ведет к утрате права кредитора в ходе процедуры банкротства разрешить под контролем суда вопросы об удовлетворении своих имущественных требований по обязательствам должника (Постановление от 18 мая 2015 года N 10-П).

Несмотря на то обстоятельство, что суды не уполномочены проверять целесообразность решений органов прокуратуры, которые действуют в рамках предоставленных им законом дискреционных полномочий, Конституционный Суд признал возможность проверки законности соответствующих решений, принимаемых в ходе мероприятий прокурорского надзора, о проведении прокурорских проверок, представлении документов и материалов и т.д. (определения от 24 февраля 2005 года N 84-О, от 16 февраля 2012 года N 270-О-О).

Развивая высказанную ранее позицию относительно необходимости эффективного судебного контроля оснований наложения ареста на имущество лица, не являющегося подозреваемым, обвиняемым или лицом, несущим по закону материальную ответственность за их действия (постановления от 31 января 2011 года N 1-П, от 21 октября 2014 года N 25-П), Конституционный Суд указал, что арест на имущество, находящееся у других лиц, не являющихся подозреваемыми, обвиняемыми или лицами, несущими по закону материальную ответственность за их действия, налагается на определенный судом срок, истечение которого является основанием для отмены ареста имущества либо отдельных ограничений, которым подвергнуто арестованное имущество (Определение от 28 января 2016 года N 27-О).

При разрешении споров по искам публично-правовых образований существенное значение имеет, как было отмечено Конституционным Судом, оценка действий (бездействия) органов, уполномоченных действовать в их интересах, в частности ненадлежащее исполнение ими своих обязанностей, совершение ошибок, разумность и осмотрительность в реализации ими своих правомочий (постановления от 2 июля 2020 года N 32-П, от 22 июня 2017 года N 16-П).

По результатам проверки конституционности положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации Конституционный Суд сформулировал критерии для судебной оценки действий должностных лиц следственных органов по изъятию имущества в интересах его законных собственников (владельцев). В частности, при изъятии у законного собственника предметов, в том числе производственного оборудования, которое, по версии следствия, является орудием совершения преступления, лицам, в отношении которых применяются подобного рода меры, сопряженные с ограничением правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом, обеспечивается также право обжаловать соответствующие решения и действия в судебном порядке; изъятие имущества у собственника или законного владельца допустимо без судебного решения только в тех случаях, когда такое изъятие как процессуальная мера обеспечительного характера является временным, не приводит к лишению лица права собственности и предполагает последующий судебный контроль. В решении Конституционного Суда были также сформулированы параметры данного контроля. Оценка судом законности и обоснованности изъятия у собственника или законного владельца того или иного имущества в связи с приобщением его к уголовному делу в качестве вещественного доказательства не может, по смыслу статей 81 и 82 УПК Российской Федерации, ограничиваться установлением формального соответствия закону полномочий применяющих данную меру должностных лиц органов предварительного расследования. Суд должен прийти к выводу, что иным способом обеспечить решение стоящих перед уголовным судопроизводством задач невозможно. В таких случаях должны приниматься во внимание как тяжесть преступления, в связи с расследованием которого решается вопрос об изъятии имущества, так и особенности самого имущества, в том числе его стоимость, значимость для собственника и общества, возможные негативные последствия изъятия имущества (Постановление от 11 января 2018 года N 1-П).

Помимо прочего, важность обеспечения судебной защиты предопределяется также правомочием суда направить - в случае сомнения в конституционности подлежащего применению законоположения - запрос в Конституционный Суд.

Право на полную, справедливую и эффективную судебную защиту на основе равенства всех перед законом и судом предполагает не только право на законный суд, но и соблюдение требований объективности и беспристрастности судей. Будучи принципом судопроизводства, независимость судей не должна подвергаться сомнению ни с субъективной точки зрения участников судебного процесса, ни с объективной точки зрения, выражающей публичную потребность в авторитетной и пользующейся доверием общества судебной власти, решения которой должны быть не только формально законными, но и легитимными, то есть восприниматься как справедливые и безупречные, а следовательно, служащие целям действенной судебной защиты (Постановление от 9 ноября 2018 года N 39-П; Определение от 12 марта 2019 N 581-О).

В целом, как следует из выраженных Конституционным Судом правовых позиций, право на судебную защиту, будучи основополагающей гарантией обеспечения принципа справедливости, включает в себя не только право на обращение в суд, но и гарантированную государством возможность получения реальной судебной защиты путем восстановления нарушенных прав и свобод. Иное не согласуется с универсальным для всех видов судопроизводства требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего критериям справедливости (постановления от 3 февраля 1998 года N 5-П, от 28 мая 1999 года N 9-П, от 11 мая 2005 года N 5-П, от 25 апреля 2011 года N 6-П, от 15 октября 2020 года N 41-П).

Конституционное равноправие может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями. Противоречивая правоприменительная практика нарушает принцип равенства, предполагающий одинаковый подход к лицам, находящимся в равных или сходных условиях. Без соблюдения общеправового критерия определенности, ясности и недвусмысленности правовой нормы невозможно ее единообразное понимание и, соответственно, применение.

Отсутствие в системе правового регулирования специально установленных законодателем критериев, обеспечивающих однозначный и предсказуемый выбор между нормами, само по себе еще не свидетельствует об их неконституционности, поскольку соответствующая степень определенности может обеспечиваться в правоприменительной практике в том числе за счет толкования, даваемого судами. Применительно же к сфере уголовно-правовых отношений требования к нормам, устанавливающим уголовную ответственность, должны быть особенно высоки, что предопределяет повышенный стандарт обеспечения определенности правового регулирования в рамках компетенции судебной власти. Помимо конституционного истолкования, осуществляемого Конституционным Судом Российской Федерации, такая определенность для судов, к которым относится и заявитель, может быть обеспечена в рамках полномочия Верховного Суда Российской Федерации давать разъяснения по вопросам судебной практики в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации (Определение от 9 июля 2021 года N 1374-О).

В данном контексте особое значение приобретает единообразие судебной практики, а также последовательность и непротиворечивость практики самих высших судебных органов в качестве непременного условия единообразия. Противоречия в судебных интерпретациях создают предпосылки для произвольного применения закона и, снижая предсказуемость правовых последствий действий субъектов правовых отношений, ведут к нарушениям конституционного принципа равенства перед законом.

Конституционно значимое требование единства правоприменения и приоритетной роли судебного правоприменения обусловливает важность устойчивости и непротиворечивости практики высших судебных инстанций, а также усилий по поддержанию единообразия всего судебного правоприменения. При этом, как было отмечено Конституционным Судом, выносимые коллегиями Верховного Суда акты не могут рассматриваться как отражающие позицию Верховного Суда в целом, а потому, не обладая свойствами, присущими постановлениям Президиума Верховного Суда по конкретным делам, не являются основанием для отмены по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных актов, тем более по делам, которые не были предметом рассмотрения судебной коллегии Верховного Суда (Постановление от 17 октября 2017 года N 24-П).

В ходе судебного правоприменения отдельные недостатки нормативного регулирования, не противоречащие сами по себе конституционным положениям, могут как преодолеваться, так и, напротив, усугубляться, обретая конституционно значимый характер. В частности, Конституционным Судом было установлено, что указание в Федеральном законе "О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд" на необходимость включения в реестр недобросовестных поставщиков информации об учредителях юридического лица, в частности в случае одностороннего отказа заказчика от исполнения контракта в связи с существенным нарушением его условий другой стороной контракта, и практика его применения в соответствии с буквальным смыслом данной нормы, то есть без учета корпоративных прав учредителей акционерного общества, а значит, и их возможностей через свое корпоративное участие в той или иной степени влиять на деятельность акционерного общества в спорный период, не обеспечивают надлежащей защиты прав и законных интересов физических лиц - учредителей акционерного общества, которые не являются его участниками (акционерами) к моменту заключения и исполнения этим юридическим лицом контракта в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд. Признав рассмотренное положение названного Закона не соответствующим Конституции в той мере, в какой оно позволяет включать в реестр недобросовестных поставщиков информацию о физических лицах - учредителях юридического лица (акционерного общества), которые не являются его участниками (акционерами) к моменту заключения и исполнения этим юридическим лицом контракта в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд, Конституционный Суд подчеркнул, что решение о внесении сведений о физическом лице - одном из учредителей общества - в реестр недобросовестных поставщиков в составе информации о юридическом лице, без учета судами, уполномоченным органом и иными лицами его корпоративного участия в деятельности недобросовестно действовавшего юридического лица, не отвечает общим принципам юридической ответственности, ведет к нарушению прав и законных интересов. Допускаемый в судебной практике подход, при котором наличие в едином государственном реестре юридических лиц на момент рассмотрения дела судом информации о недостоверности сведений об одном из учредителей акционерного общества, имеющей юридическое значение, может не учитываться при решении вопроса о возможности включения в реестр недобросовестных поставщиков информации об учредителе юридического лица (акционерного общества) - физического лица, которое не является его участником (акционером) к моменту заключения и исполнения этим юридическим лицом контракта в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд, был расценен Конституционным Судом как противоречащий целям достижения справедливого баланса прав и законных интересов лиц, участвующих в размещении и исполнении заказов для государственных и муниципальных нужд, государства и общества в целом. Без исследования обстоятельств, подтверждающих или опровергающих добросовестность, разумность и осмотрительность действий (бездействия) физического лица - одного из учредителей общества, в том числе действий, связанных со своевременной подачей заявления о недостоверности сведений, содержащихся в едином государственном реестре юридических лиц, в регистрирующий орган в случае выхода такого лица из состава общества до заключения контракта (равно как и в случае, если это лицо не являлось учредителем общества, но сведения о нем как одном из учредителей внесены в данный реестр при регистрации юридического лица), как было разъяснено Конституционным Судом, невозможно установить обоснованность внесения сведений о нем в реестр недобросовестных поставщиков (Постановление от 9 апреля 2020 года N 16-П).

Во избежание складывания противоречащей Конституции правоприменительной практики Конституционный Суд обращает внимание правоприменителя и прежде всего судей на необходимость системного, а не формального, толкования реализуемых норм, в том числе учета существующих между ними субординационных отношений. Так, например, ранее было разъяснено, что издание Президентом Российской Федерации указов, восполняющих пробелы в правовом регулировании по вопросам, требующим законодательного решения, возможно при условии, что они не противоречат Конституции и федеральным законам, а их действие во времени ограничивается периодом до принятия соответствующих законодательных актов (постановления от 30 апреля 1996 года N 11-П, от 30 апреля 1997 года N 7-П).

С опорой на данную правовую позицию Конституционный Суд указал, что в настоящее время применение Указа Президента Российской Федерации "О свободе торговли" правомерно лишь при условии соблюдения правил организации и осуществления торговой деятельности, предусмотренных Федеральным законом "Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации". Это, в частности, означает недопустимость распространения на сферу разносной торговли утверждаемых органами местного самоуправления схем размещения нестационарных торговых объектов на земельных участках, в зданиях, строениях, сооружениях, находящихся в государственной собственности или муниципальной собственности, равно как и запрета ими данной формы торговли на территории своих муниципальных образований. Иное истолкование и применение оспариваемых нормативных положений, по сути, порождало бы возможность произвольного ограничения права на свободное использование своих способностей и имущества для занятия торговой деятельностью при отсутствии оснований, предусмотренных федеральным законом (Определение от 16 января 2018 года N 10-О).

В случае, если суды ограничиваются лишь формальным подтверждением отсутствия разрешения (согласия) на приватизацию, это, как было разъяснено Конституционным Судом, умаляет конституционно предусмотренное право на судебную защиту (Постановление от 3 ноября 1998 года N 25-П).

В целях недопущения формального применения норм права решения Конституционного Суда иногда содержат рекомендации, ориентирующие правоприменителей. Так, например, рассмотрев вопрос о конституционности Федерального закона от 18 июля 2017 года N 163-ФЗ, дополнившего часть первую Налогового кодекса Российской Федерации статьей 54.1, согласно которой налогоплательщик вправе уменьшить налоговую базу (сумму налога) при соблюдении следующих условий: отсутствует искажение сведений о фактах хозяйственной жизни и об объектах налогообложения, сделка совершена не с целью неуплаты или неполной уплаты налога, а также его зачета или возврата, контрагент налогоплательщика исполнил обязательство по сделке, - Конституционный Суд, установив, что названный Закон вступает в силу по истечении одного месяца со дня его официального опубликования и что нормативные положения, регулирующие общие положения о налоговом контроле, применяются к налоговым проверкам, состоявшимся после дня вступления его в силу и тем самым относятся к охваченным указанными проверками налоговым периодам, признал проверяемое регулирование согласующимся с общим принципом действия закона, в том числе во времени и по кругу лиц. Вместе с тем, с учетом того, что в силу данного законоположения обстоятельства, связанные с тем, что первичные документы подписаны ненадлежащим лицом, контрагент нарушил законодательство о налогах и сборах или можно было совершить другую законную сделку с тем же экономическим результатом, не являются самостоятельным основанием для признания налоговой выгоды необоснованной, Конституционный Суд подчеркнул, что правоприменитель при разрешении дел, относящихся к прошлым налоговым периодам, не лишен возможности учесть правовые позиции высших судов по вопросам оценки обоснованности получения налогоплательщиками налоговой выгоды, в случае если для этого есть основания и это улучшает положение налогоплательщиков (Определение от 29 мая 2018 года N 1152-О).

В частности, поскольку конституционные гарантии охраны частной собственности законом и допустимости лишения имущества не иначе как по решению суда, как и гарантии судебной защиты распространяются и на гражданско-правовые отношения, и на отношения государства и личности в области публичного права, постольку конституционное предписание о лишении имущества не иначе как по решению суда предполагает принятие судом не сугубо формального решения в юрисдикционной процедуре, допускающей лишение собственности в качестве меры юридической ответственности, а в соответствии с конституционными гарантиями судебной защиты прав и свобод (постановления от 18 февраля 2019 года N 11-П, от 15 октября 2020 года N 41-П).

Отводя суду основную роль в разрешении возникающих споров между налоговым органом и налогоплательщиком - а значит, в поддержании справедливого баланса между преимущественно фискальными интересами государства и частными экономическими интересами, Конституционный Суд указывает, что такие споры подлежат разрешению на основе принципов состязательности судопроизводства и равенства прав сторон, с исследованием по существу фактических обстоятельств дела (постановления от 29 апреля 2020 года N 22-П, от 8 декабря 2017 года N 39-П, от 27 октября 2015 года N 28-П, от 6 июня 1995 года N 7-П). При рассмотрении вопроса о привлечении налогоплательщика к ответственности за нарушение налоговых обязательств суд не может ограничиться формальной констатацией лишь факта нарушения этих обязательств, не выявляя иные связанные с ним обстоятельства, в том числе наличие или отсутствие состава налогового правонарушения, вины соответствующих субъектов (определения от 10 марта 2016 года N 571-О, от 27 февраля 2020 года N 491-О). Равным образом, суд, рассматривающий дело о ликвидации юридического лица, вправе, не ограничиваясь содержащимися в едином государственном реестре юридических лиц сведениями, всесторонне и наиболее полным образом с учетом фактических обстоятельств конкретного дела исследовать все доказательства (определения от 10 марта 2016 года N 571-О, от 10 ноября 2016 года N 2371-О, от 25 апреля 2019 года N 925-О).

Помимо того, Конституционный Суд счел неконституционной правоприменительную практику ввиду использования правоприменителем сугубо формального критерия дифференциации, чем создавались необоснованные препятствия при реализации права законных представителей детей-инвалидов, использующих принадлежащие им транспортные средства для обеспечения нужд детей-инвалидов в соответствии с медицинскими показаниями, на получение соответствующей компенсации; кроме того, законный представитель - владелец транспортного средства, фактически используемого для обеспечения нужд ребенка-инвалида, будучи вынуждаем при приобретении этого транспортного средства оформлять право собственности на него исключительно на ребенка-инвалида, тем самым несет излишнее обременение и непосредственно при приобретении транспортного средства, и в процессе его последующей эксплуатации. Тем самым в нарушение конституционных принципов справедливости, юридического равенства, а также правового и социального государства создавались не имеющие разумного оправдания различия между лицами, фактически относящимися к одной категории, а именно между законными представителями, использующими для обеспечения нужд детей-инвалидов транспортные средства, принадлежащие детям-инвалидам, и законными представителями, использующими в тех же целях свои транспортные средства (Постановление от 27 июня 2017 года N 17-П).

Рассмотрение отдельных нормоконтрольных ситуаций может выявить пренебрежение со стороны субъекта нормотворчества и правоприменителей сразу несколькими аспектами принципа справедливости. В этой связи в одном итоговом решении Конституционного Суда может быть указано и на несоблюдение пропорциональности мер юридической ответственности серьезности нарушений, и на ненадлежащее обеспечение баланса прав и интересов участников соответствующих правоотношений. Так, отсутствие в Гражданском кодексе Российской Федерации "конкретного перечня положений, нарушение которых может привести к ликвидации юридического лица, то есть его прекращению без перехода прав и обязанностей в порядке правопреемства, не означает, что данная санкция может применяться по одному лишь формальному основанию - в связи с неоднократностью нарушений обязательных для юридических лиц правовых актов". Исходя из общеправовых принципов юридической ответственности (в том числе наличия вины) и конституционно установленных критериев ограничения прав и свобод, соблюдение которых обязательно не только для законодателя, но и для правоприменителя, оспариваемая норма (в соответствующем случае - пункт 2 статьи 61 ГК Российской Федерации) предполагает, что неоднократные нарушения закона в совокупности должны быть столь существенными, чтобы позволить арбитражному суду с учетом всех обстоятельств дела, включая оценку характера допущенных юридическим лицом нарушений и вызванных им последствий, - принять решение о ликвидации юридического лица в качестве меры, необходимой для защиты прав и законных интересов других лиц". Помимо того, как было подчеркнуто Конституционным Судом, законодатель был обязан обеспечить баланс прав и законных интересов акционеров и третьих лиц, что применительно к ликвидации акционерного общества означает соразмерность этой меры воздействия и адекватность конституционно защищаемым ценностям, с тем чтобы потери кредиторов в связи с неспособностью акционерного общества платить по долгам могли быть предотвращены либо уменьшены, интересы граждан, перед которыми акционерное общество несет ответственность за причинение вреда жизни или здоровью, - защищены, обеспечивалась выплата выходных пособий и оплата труда лицам, работающим по трудовому договору, выплата вознаграждений по авторским договорам, а также обеспечивалось выполнение обязанностей акционерного общества по платежам в бюджет и внебюджетные фонды. Из этого следует, что формально-нормативные показатели, с которыми законодатель связывает необходимость ликвидации акционерного общества, должны объективно отображать наступление критического для акционерного общества финансового состояния, создающего угрозу нарушений прав и законных интересов других лиц (Постановление от 18 июля 2003 года N 14-П).

От принципа справедливости производно последовательно обращаемое Конституционным Судом к судебному правоприменению требование о недопустимости формального применения норм права. В случаях, когда суды не исследуют по существу обстоятельства дела, ограничиваясь только установлением формальных условий применения нормы, право на судебную защиту, закрепленное статьей 46 (часть 1) Конституции, оказывается существенно ущемленным, а конституционным правам и свободам не обеспечивается реальное действие (постановления от 30 июня 2020 года N 31-П, от 11 июля 2017 года N 20-П, от 14 июля 2003 года N 12-П).

В этой связи, в частности, Конституционным Судом было разъяснено, что положения Жилищного кодекса Российской Федерации, на основании которых гражданам, страдающим тяжелыми формами хронических заболеваний, предоставляются вне очереди жилые помещения по договорам социального найма, по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования обязывают правоприменительные органы, в том числе суды, учитывать, принимая соответствующие решения, все заслуживающие внимания обстоятельства, обеспечивая справедливое соотношение прав и законных интересов таких граждан с правами, законными интересами и обязанностями их опекунов, а также граждан, включенных органами публичной власти в список нуждающихся в улучшении жилищных условий (Постановление от 1 февраля 2021 года N 3-П).

Будучи серьезным препятствием на пути установления основанного на принципе справедливости баланса конституционно признанных интересов, формализм в правоприменении подлежит преодолению через учет конституционно значимых целей, стоящих перед соответствующим регулированием.

***

Справедливость - не только высшая, но и вечная цель права. Отображая саму сущность права, принцип справедливости предполагает достижение этой цели - защиту чтимых обществом ценностей и обеспечение их непротиворечивого соотношения друг с другом - средствами нормотворчества и правоприменения, а также, в качестве экстраординарной гарантии, конституционного нормоконтроля.

Утверждение принципа справедливости в конституционном судопроизводстве обеспечивается всеобъемлющим анализом нормативного, правоприменительного и международно-правового контекстов. Для конституционного правосудия конституционность нормы и ее справедливость нераздельны.