(iii) Предыдущие выводы в отношении Российской Федерации

Было обращено внимание на то, что в отношении Российской Федерации Суд ранее установил - в контролируемых полицией проверочных закупках и аналогичных тайных операциях полиция фактически не несет ответственности за поведение своих тайных агентов и информаторов из-за системного недостатка, а именно - отсутствия явной и предсказуемой процедуры санкционирования таких тайных операций (пункт 95 постановления).

Суд отметил, что, с его точки зрения, эта структурная проблема подвергает заявителей произвольным действиям со стороны представителей государства и мешает национальным судам проводить эффективный судебный пересмотр их заявлений о провокации. Суд постоянно устанавливал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с несовершенством существующей процедуры выдачи разрешений и проведения проверочных закупок наркотических средств в государстве-ответчике и неспособностью национальных судов надлежащим образом рассмотреть довод заявителя о провокации, приняв необходимые шаги для раскрытия истины и устранения сомнений в том, совершил ли заявитель правонарушение в результате подстрекательства со стороны провокатора. Такие же выводы были сделаны в отношении уголовных разбирательств, связанных с аналогичными тайными операциями, используемыми для расследования коррупции (пункт 96 постановления).

Исходя из критериев, изложенных в своей прецедентной практике, и используя методологию рассмотрения жалоб на провокацию, Суд счел, что девять рассматриваемых жалоб попадают в категорию "дел о провокации". Поэтому он продолжил оценку в соответствии с материальными и процессуальными критериями подстрекательства (пункт 97 постановления).

Что касается, во-первых, материального теста, то Суд отметил: во всех указанных делах власти утверждали - полиция действовала на основании информации, полученной из нераскрытого источника, за исключением одного из дел, где было указано, что информация получена от лица, задержанного по обвинению в хищении, которое затем выступило в качестве покупателя. Суд отметил, однако, что в двух других случаях, когда власти полагались на наличие информации из нераскрытого источника, материалы дел свидетельствовали, что проверочные закупки были проведены полицейским информатором или даже сотрудником полиции. В двух других делах материалы дела подтверждали: лица, выступавшие в качестве покупателей, были задержаны полицией по подозрению в совершении преступления, и еще в одном деле правдоподобное утверждение заявителя на тот же счет осталось не опровергнутым в ходе внутреннего разбирательства. В остальных делах утверждения заявителя о том, что источником информации было то же лицо, что и покупатель, было подтверждено или не опровергнуто. Суд далее отметил - ни в одном из дел, в которых заявители утверждали, что их провоцировали, оспаривая наличие предшествующей информации об их преступной деятельности, от полиции не требовалось объяснять источники первоначальной информации, на которые они опирались, или раскрывать их (пункт 98 постановления).

Данное дело следовало схеме, согласно которой проверочная закупка была организована на основании предположительно спонтанного предоставления информации частным источником, который впоследствии действовал при проверочной закупке в качестве покупателя, и чья независимость от полиции не была в дальнейшем проверена судом первой инстанции. Учитывая важность разграничения, проведенного Судом между жалобой, поданной отдельным лицом, и информацией, поступающей от сотрудника полиции или информатора, Суд пришел к выводу: лица, выступавшие в качестве покупателей в рассматриваемых проверочных закупках, подвергались значительному риску распространения своей роли на роль агентов-провокаторов, способному привести к нарушению пункта 1 статьи 6 Конвенции (пункт 99 постановления).

Суд также установил, что во всех делах полиция, получив информацию из своих источников, приступила непосредственно к проверочной закупке, не рассматривая другие следственные действия для проверки подозрения в том, что заявители были торговцами наркотиками. В одном из дел попытка собрать дополнительные доказательства была предпринята только после того, как было вынесено распоряжение о проведении проверочной закупки, и нельзя сказать, что решение о проведении тайной операции было основано на результатах других мер расследования (пункт 100 постановления).

Как усматривалось из текста постановления, на основании материалов дела, с точки зрения Европейского Суда, трудно было сделать вывод о том, что у следственных органов были веские основания подозревать заявителей в торговле наркотиками. Суд счел, что неформальный и спонтанный способ, которым проверочные закупки были организованы и осуществлены в делах, привело к предположению, что провокация действительно имела место, была результатом несовершенной процедуры санкционирования проверочных закупок. Проверочные закупки были организованы простыми административными решениями органов, которые впоследствии проводили операции; в решениях содержалось очень мало информации о причинах и целях запланированных проверочных закупок, а операции не подвергались судебному пересмотру или иному независимому надзору. Не было необходимости в обосновании решения и практически никаких формальностей. Это подвергло заявителей, по мнению Суда, произвольным действиям полиции, которые могли подорвать справедливость уголовного разбирательства в отношении них (пункт 101 постановления).

Обращаясь к процессуальному критерию, Суд всегда подчеркивал роль национальных судов в рассмотрении тайных операций, в частности, в системе, где полицейская операция проводится без достаточной правовой базы или надлежащих гарантий. Принимая во внимание важность тайных операций для исхода уголовного производства по делам заявителей и высокий риск провокации, национальные суды, подчеркнул Суд, должны были проверить, что способ, которым были назначены и проведены проверочные закупки, исключает возможность злоупотребления властью, например, провокации. Суд отметил, что на протяжении всего судебного разбирательства заявители утверждали, что их подстрекали к совершению преступлений. Соответственно, в каждом деле национальные суды были обязаны, согласно позиции Европейского Суда, рассмотреть заявление о провокации, включая, в частности, причины, по которым была проведена операция, степень участия полиции в правонарушении и характер любой провокации или давления, которому был подвергнут заявитель (пункт 102 постановления).

Однако суды, установил Суд, дали лишь ограниченную оценку утверждениям заявителя о провокации в каждом случае, не изучив причины тайной операции и обстоятельства, связанные с ней, и проигнорировали утверждения заявителя о давлении со стороны полиции во время тайной операции. Ни в одном из рассматриваемых дел следственные органы не доказывали и не должны были доказывать наличие у заявителей намерения совершить преступные действия в то время, когда источник начал сотрудничать с полицией, подчеркнул Суд. В тех делах, когда в ходе судебного разбирательства определенная информация не была раскрыта на основании конфиденциальности, суды не обеспечивали, чтобы вся информация, имеющая отношение к расследованию подстрекательства, была открыто передана суду первой инстанции или проверена в состязательной манере, или не приводило подробных причин отказа сделать это вопреки требованиям статьи 6 Конвенции. Отсюда следовало - в каждом из дел заявления заявителей о подстрекательстве не были должным образом рассмотрены национальными судами (пункт 103 постановления).

Суд отметил, что вышеупомянутые недостатки в проведении тайных операций и неспособность судов первой инстанции обеспечить эффективный судебный пересмотр заявлений о провокации были результатом отсутствия нормативной базы, обеспечивающей гарантии против злоупотреблений в проведении проверочных закупок. Структурный характер этой проблемы уже был установлен в деле "Веселов и другие" и повторен в деле "Лагутин и другие". В свете вышеизложенных соображений Суд резюмировал: в совокупности эти элементы подрывают справедливость уголовного судопроизводства по указанным делам в нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции (пункты 104 - 105 постановления).

Суд установил нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции по делу, связав его со структурной проблемой отсутствия надлежащей нормативной базы, поскольку она не обеспечивала эффективных правовых гарантий против злоупотреблений. Кроме того, к декабрю 2020 года Суд вынес двадцать постановлений по 121 аналогичной индивидуальной жалобе (пункт 113 постановления).

В связи с вышеизложенным Суд, отмечая усилия, предпринятые до настоящего времени российскими властями, в частности, Верховным Судом Российской Федерации, по совершенствованию рассмотрения заявлений о провокации на национальном уровне, и вновь заявляя, что выбор инструментов остается полностью на усмотрение государства-ответчика, счел целесообразным указать в соответствии со статьей 46 Конвенции - требуется дальнейшая реформа существующей нормативно-правовой базы (пункт 115 постановления).

Суд указал, что суть проблемы заключается в отсутствии четкой и предсказуемой процедуры для санкционирования тайных операций, например, проверочных закупок и оперативных экспериментов, что в конечном итоге подрывает эффективное рассмотрение заявлений о провокации судами первой инстанции. В соответствии с прецедентной практикой Суда, разрешение на проверочные закупки и аналогичные тайные операции должно выдаваться органом, независимым от органа, проводящего операцию. Роль санкционирующего независимого органа заключается в проверке наличия веских причин для планируемой операции, которые должны быть обоснованы конкретными и подробными представлениями запрашивающего органа. Тот же орган должен также контролировать проведение операции или обеспечивать, чтобы файл содержал достаточную информацию для другого независимого органа - в конечном счете, суда первой инстанции - для проведения содержательного рассмотрения, чтобы исключить провокацию и другие нарушения закона (пункт 116 постановления).

Суд подчеркнул связь между предварительным рассмотрением причин проведения тайных операций и последующей способностью судов эффективно рассматривать заявления о провокации. По этой причине он счел: судебное санкционирование повысило бы эффективность пересмотра на обоих этапах: в ходе расследования и впоследствии при рассмотрении уголовного дела по существу. В этой связи было отмечено, что для некоторых других оперативно-розыскных мероприятий, таких как обыск домов и прослушивание телефонных разговоров, судебное разрешение уже необходимо в соответствии с российским законодательством. При этом Суд не установил никаких структурных недостатков в делах, когда обыск и прослушивание были назначены судами, в отличие от дел, когда суды были обойдены с помощью оговорок о срочной процедуре, которая была признана недостаточной. Институциональные и процедурные соображения, таким образом, предполагают, что судебные полномочия могут быть расширены, чтобы также санкционировать тайные операции аналогичным образом. После этого, как полагает Суд, национальные суды могут проводить надлежащее рассмотрение жалоб о провокации согласно стандартам Конвенции (пункт 119 постановления).

С учетом вышеизложенного Суд счел, что для предотвращения подобных нарушений в будущем российские власти должны устранить структурный дефект, ранее выявленный Судом. Он решил целесообразным указать: российская правовая база, касающаяся проведения оперативно-розыскных мероприятий, должна быть изменена таким образом, чтобы предусмотреть четкую и предсказуемую процедуру санкционирования тайных операций, таких как проверочные закупки и оперативные эксперименты, судебными органами, обеспечивающими эффективные гарантии от злоупотреблений (пункт 120 постановления).

Тексты приведенных документов, принятых договорными органами Организации Объединенных Наций, размещены по адресу:

URL: http://www.ohchr.org/EN/HRBodies/Pages/TreatyBodies.aspx.

Неофициальный перевод постановлений Европейского Суда по правам человека получен из аппарата Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека.

В текстах в основном сохранены стиль, пунктуация и орфография авторов перевода.