ОСОБОЕ МНЕНИЕ

СУДЬИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

А.Л. КОНОНОВА ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ КОНСТИТУЦИОННОСТИ

РЯДА ПОЛОЖЕНИЙ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ, РЕГЛАМЕНТИРУЮЩИХ ПОРЯДОК И СРОКИ

ПРИМЕНЕНИЯ В КАЧЕСТВЕ МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ ЗАКЛЮЧЕНИЯ

ПОД СТРАЖУ НА СТАДИЯХ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА,

СЛЕДУЮЩИХ ЗА ОКОНЧАНИЕМ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО

РАССЛЕДОВАНИЯ И НАПРАВЛЕНИЕМ

УГОЛОВНОГО ДЕЛА В СУД

1. Ряд заявителей по данному делу оспаривали конституционность положений статей 108, 109 и 255 УПК Российской Федерации, предусматривающих право суда по собственной инициативе принимать решения о мере пресечения в виде заключения под стражу. Они полагают, что инициатива суда в этом вопросе противоречит независимому конституционному статусу суда и принципу состязательности сторон, вытекающим из статей 120 (часть 1) и 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации. В этом с ними необходимо полностью согласиться.

Более того, обоснование данного вывода можно без труда обнаружить в прежних позициях Конституционного Суда Российской Федерации, неоднократно выраженных в его решениях (Постановления от 28 ноября 1996 года N 19-П, от 20 апреля 1999 года N 7-П, от 14 января 2000 года N 1-П, Определение от 25 декабря 1998 года N 167-О и др.). Так, по мнению Конституционного Суда Российской Федерации, конституционный принцип состязательности в уголовном судопроизводстве означает строгое разграничение функции суда по разрешению дела и функций спорящих сторон. Недопустимо возложение на суд выполнения каких бы то ни было функций, не согласующихся с его положением органа правосудия.

Функцией публичного уголовного преследования, включая возбуждение уголовного дела, формулирование обвинения и обоснование перед судом меры пресечения в виде содержания под стражей, наделены только специально уполномоченные законом органы и должностные лица исполнительной власти. Именно на органе дознания, следователе и прокуроре лежит обязанность возбуждать перед судом, т.е. инициировать, ходатайство об избрании и продлении меры пресечения в виде содержания под стражей и подтверждать в каждом конкретном случае достаточными доказательствами обоснование такой меры. Таким образом, это целиком и полностью функция стороны обвинения, которая не может быть совместима с конституционным статусом объективного, беспристрастного и независимого осуществления правосудия, как того требует статья 120 Конституции Российской Федерации. Инициируя продление срока содержания под стражей без ходатайства обвинения, суд выполнял бы не свойственную ему обвинительную функцию.

Такие же рассуждения, но без ссылок на предыдущие позиции, содержатся и в мотивировочной части данного Постановления. Так, отмечается, что именно сторона обвинения либо с ее согласия - дознаватель или следователь инициируют принятие судебного решения об избрании или продлении содержания под стражей и обосновывают перед судом соответствующее ходатайство, что прямо вытекает из части третьей статьи 108 УПК Российской Федерации. Обязанностью прокурора является надзор за соблюдением установленных сроков содержания под стражей на всех стадиях уголовного судопроизводства и своевременное направление ходатайства о продлении этих сроков, если основания для этого продолжают сохраняться.

Конституционный Суд Российской Федерации констатирует принципиальный момент - если по истечении санкционированного судом срока содержания под стражей новое решение о продлении срока не принято, то обвиняемый (подсудимый) должен быть немедленно освобожден, однако делает парадоксальный вывод, что это не исключает право суда рассмотреть вопрос о продлении срока по собственной инициативе. Как не исключает? По нормальной логике, именно исключает.

2. Весьма противоречиво и туманно утверждение Конституционного Суда Российской Федерации о наличии неких "стадий уголовного судопроизводства, следующих за окончанием предварительного расследования и направлением дела в суд". Предполагается, что на этих "стадиях" срок меры пресечения в виде содержания под стражей, избранный в период предварительного следствия, может сохраняться, поскольку, по мнению Суда, "переход от одной процессуальной стадии к другой не влечет автоматического прекращения действия примененной на предыдущих стадиях меры пресечения" и она "может продолжать применяться до истечения того срока, на который была установлена".

Данное утверждение, однако, представляется ошибочным и опасным, поскольку размывает понимание точного исчисления момента окончания срока пребывания под стражей и, предполагая мнимое единство его обоснования, как раз провоцирует его автоматическое продление, как это имело место в делах заявителей. Между тем с переходом от досудебной к судебной стадии уголовного процесса существенным образом не только изменяется правовое положение обвиняемого, но и изменяются или отпадают основания и фактические обстоятельства, которые ранее оправдывали его содержание под стражей. Окончание предварительного следствия означает, что к этому моменту все доказательства обвинения собраны и закреплены в уголовном деле и обвиняемый уже не может каким-либо образом повлиять на производство следствия и сбор доказательств, оказывать воздействие на свидетелей и препятствовать установлению истины по делу. Появляются и иные мотивы для применения менее суровой меры принуждения.

Представляется неслучайным поэтому, что закон устанавливает продление срока содержания под стражей судом лишь до момента окончания ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела и направления прокурором уголовного дела в суд (пункт 1 части восьмой статьи 109 УПК Российской Федерации). Срок содержания под стражей в период предварительного следствия исчисляется с момента заключения подозреваемого, обвиняемого под стражу до направления прокурором уголовного дела в суд (часть девятая статьи 109 УПК Российской Федерации).

Таким образом, уголовно-процессуальный закон в отличие от толкования Конституционного Суда Российской Федерации определенно указывает на то, что судебное установление меры пресечения в виде содержания под стражей на предварительном следствии в любом случае исчерпывает себя в момент направления уголовного дела в суд. Дальнейшее пребывание обвиняемого под стражей недопустимо, поскольку для продления этого срока необходимо отдельное судебное решение, принимаемое в соответствующей процедуре, отвечающей требованиям состязательности и равноправия сторон.

3. Бесспорно, следует согласиться с выводами Конституционного Суда Российской Федерации, вытекающими из конституционных принципов и системы действующих уголовно-процессуальных норм, о недопустимости произвольного и не контролируемого судом продления сроков содержания под стражей, о невозможности содержания обвиняемого под стражей сколь угодно малый срок без судебного решения после направления дела для рассмотрения в суд, о необходимости для решения этого вопроса полноценного судебного исследования доказательств, наличия или отсутствия соответствующих оснований с участием сторон и с соблюдением общей процедуры, предусмотренной статьями 108 и 109 УПК Российской Федерации.

Вместе с тем поражает полное несоответствие этих рассуждений конечной оценке оспариваемых норм как не противоречащих Конституции Российской Федерации. Непонятно, каким образом Конституционный Суд Российской Федерации пришел к заключению, что оспариваемые положения якобы предполагают нечто иное, прямо противоположное их буквальному содержанию и адекватному ему правоприменению.

Согласно оспоренным в данном деле положениям статей 227 и 228 УПК Российской Федерации судья, принимая в 14-дневный срок решение о назначении по поступившему в суд с обвинительным заключением уголовному делу судебного заседания, должен выяснить, подлежит ли отмене или изменению ранее избранная в отношении обвиняемого мера пресечения в виде заключения под стражу. Уголовно-процессуальный закон не обусловливает решение данного вопроса ни проведением судебного заседания с участием заинтересованных лиц, ни вынесением отдельного решения по поводу меры пресечения, которое согласно действующему регулированию формулируется к тому же в не подлежащем обжалованию постановлении о назначении судебного заседания. Закрепленные в статье 229 УПК Российской Федерации основания, по которым на этом этапе судебного процесса проводится предварительное слушание, не позволяют провести его для рассмотрения вопроса об отмене ареста или замене его иной мерой пресечения. Более того, закон не придает никакого правового значения тому обстоятельству, что срок содержания под стражей к моменту поступления дела в суд закончился и содержание лица под стражей до принятия судом решения о назначении судебного заседания не имеет юридически оформленных оснований. Оспариваемые нормы предоставляют суду возможность до назначения судебного заседания по крайней мере в течение 14 дней вообще не принимать по этому вопросу никаких решений.

Таким образом, даже при соблюдении установленных законом сроков начала судебного заседания обвиняемый на этом этапе судопроизводства в течение 14 дней может по действующему Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации находиться под стражей без судебного решения. При этом он лишен возможности обжаловать молчаливое подтверждение судом избранной меры пресечения и не вправе ходатайствовать о ее отмене. Кроме того, как показывает практика, установленные законом сроки назначения судебных заседаний во многих случаях не соблюдаются, в силу чего указанные нарушения судебных гарантий конституционного права на свободу и личную неприкосновенность приобретают длящийся характер, как это имело место в делах заявителей.

Указанное регулирование, лишая обвиняемого каких бы то ни было возможностей довести до суда свою позицию в отношении продолжения предварительного заключения, реально ориентирует суды на согласие с ранее избранной на следствии мерой пресечения, что происходит, по существу, автоматически, вопреки тому, что прежние сроки и имевшиеся ранее основания содержания под стражей не распространяются на период производства по делу в суде первой инстанции. Это позволяет содержать обвиняемого под стражей фактически без судебного решения, без установления для этого законных оснований и противоречит статусу суда как независимого органа правосудия, что не согласуется со статьями 22 (часть 2), 46 (часть 1) и 120 (часть 1) Конституции Российской Федерации.

Неконституционный эффект рассмотренного регулирования заключения под стражу в качестве меры пресечения на этапе назначения судебного заседания в суде первой инстанции многократно усиливается тем, что во взаимосвязи с другими нормами Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации оно определяет предпосылки необоснованного содержания под стражей и на других этапах судопроизводства. Так, согласно частям второй и третьей статьи 255 УПК Российской Федерации срок содержания подсудимого под стражей со дня поступления уголовного дела в суд и до вынесения приговора не должен, как правило, превышать 6 месяцев, а по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях может продляться судом каждый раз не более чем на 3 месяца.

Это положение, также оспариваемое в данном деле, устанавливает общий предельный срок содержания под стражей в ходе судебного разбирательства в первой инстанции, лишь по истечении которого требуется судебное решение о продлении этого срока. Вопреки мнению Конституционного Суда Российской Федерации это положение сконструировано так, что по своему буквальному смыслу и по смыслу, придаваемому ему правоприменительной практикой, предполагает, что до окончания шестимесячного срока с момента поступления дела в суд судебное решение о продлении меры пресечения может не выноситься вообще, причем независимо от того, назначено ли по делу судебное заседание и началось ли оно. Таким образом, шесть месяцев пребывания подсудимого под стражей после передачи дела в суд могут не иметь никаких разумных оснований для ограничения свободы, а по буквальному смыслу статьи 229 УПК Российской Федерации исключается и назначение в этот период предварительного слушания, с тем чтобы в нем могли быть проверены законность, обоснованность и разумные сроки содержания под стражей.

В результате, как это имело место в делах заявителей, подсудимый, в отношении которого суд на этапе подготовки дела к слушанию принимает решение о продлении такой меры пресечения, как содержание под стражей (или вообще в течение 6 месяцев не принимает об этом никаких решений, как в деле заявителя Ю.А. Бирюченко), может быть лишен доступа к суду и возможности заявить о своем несогласии с содержанием под стражей в течение многократно более длительного времени, чем это предусмотрено статьей 227 УПК Российской Федерации. Таким образом, статья 227 в ее взаимосвязи со статьей 255 УПК Российской Федерации приводит фактически к лишению подсудимого возможности защищаться в суде от незаконно продленного в отношении него вне судебного заседания и необоснованного содержания под стражей, т.е. к еще более тяжелым последствиям, связанным с нарушениями его конституционных прав на свободу и судебную защиту.

О том, что оспариваемые нормы Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации понимались и применялись судами и органами прокуратуры в их буквальном смысле, свидетельствуют решения по делам заявителей. Так, в ответ на жалобу Ю.А. Бирюченко кассационная инстанция указала в своем постановлении, что в соответствии с частью второй статьи 255 УПК Российской Федерации срок его содержания под стражей, истекший по окончании предварительного следствия, был продлен на 6 месяцев уже самим фактом поступления уголовного дела в суд (!). В судебном решении по жалобе А.С. Синякова, ссылаясь на то же положение Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд указал, что истечение срока содержания под стражей, установленного на стадии предварительного следствия, не влечет отмену меры пресечения после поступления дела в суд до истечения 6-месячного срока. По мнению прокуратуры, содержащемуся в материалах жалобы Г.Л. Ойнаса, до истечения 6-месячного срока специального судебного решения о продлении избранной на следствии меры пресечения не требуется.

Трудно поверить, что все правоприменители одновременно заблуждались относительно смысла и содержания оспариваемых норм. Очевидно, что указанное регулирование имеет не устранимый никаким толкованием дефект, изначально заложенный законодателем, и подлежит дисквалификации признанием оспариваемых норм не соответствующими Конституции Российской Федерации.